Он негромко и чуть насмешливо хмыкнул. Милый маленький Дека теперь разговаривал баритоном. Маленьким он уже точно не был, а что касается милого… Что ж, время покажет.
– Куда идем? – спросил я.
– В мою лабораторию.
– Ого! Так тебе разрешили завести свою?
Он не перестал улыбаться, даже принял самодовольный вид.
– Конечно. У каждого учителя есть своя лаборатория.
Я замедлил шаг и нахмурился, задирая голову, чтобы посмотреть на него.
– Хочешь сказать, что ты теперь полноправный писец? Уже?
– А почему бы и нет? Курс обучения не такой уж и сложный. Я его завершил уже несколько лет назад.
Я опять вспомнил прежнего Деку, тоскующего и застенчивого ребенка. Он был так неуверен в себе, так легко соглашался с главенством сестры. Возможно ли, что здесь, выйдя из тени неодобрения семьи, он дал природному уму полностью расцвести?
Я улыбнулся:
– А ты, вопреки всему, все тот же нахальный Арамери…
Дека покосился на меня, его улыбка чуть померкла.
– Я не Арамери, Сиэй. Они же выкинули меня, ты не забыл?
Я покачал головой:
– Единственный способ покинуть лоно семьи Арамери – это смерть. Иначе они все равно за тобой вернутся. А если не за тобой, так за твоими детьми.
– Ммм… Пожалуй, ты прав.
Тем временем мы свернули за угол и двинулись очередным коридором, после чего Дека повел меня наверх по широкой лестнице с каменными перилами и балясинами. Три попавшиеся навстречу девочки, несшие свитки и тростниковые перья, присели в вежливом поклоне. Все залились румянцем и захлопали на Деку глазами. Он царственно кивнул им в ответ. Стоило им скрыться за углом, как моего слуха достиг настоящий взрыв восторженного хихиканья, и моя прежняя природа встрепенулась в ответ. Точно крылья бабочки забились где-то в душе.
Когда мы поднялись по лестнице, Дека отомкнул и распахнул красивые двойные деревянные двери. Комната оказалась совсем не такой, как я ожидал. Я помнил лабораторию первого писца в Небе: голое и по-своему угрюмое место, сплошные белые поблескивающие поверхности с едва уловимыми оттенками цвета вроде черных чернил или красной крови. Лаборатория Деки была оформлена даррским деревом глубокого коричневого тона и золотистым мрамором из Челлина. По форме она была восьмиугольной, и четыре стены отданы книгам – полки занимали все пространство от пола до потолка, причем свитки и фолианты стояли в два-три ряда. Имелось даже несколько каменных и деревянных табличек. В центре комнаты располагались белые рабочие столы, а в углу, у стыка двух стен, виднелось нечто странное – своеобразный застекленный кабинетик. Меня удивило, что я не увидел никаких инструментов и приборов, если не считать принадлежностей для письма. И никаких клеток вдоль стен с живыми объектами для опытов. Даже не ощущалось застарелого запаха боли.
Я оглядел комнату, испытывая удивление и растерянность.
– Во имя преисподних, что ж ты за писец такой?
Дека закрыл за мной дверь.
– Я сосредоточил усилия на изучении богорожденных. И мое завершающее исследование было посвящено тебе.
Я повернулся к нему. Он стоял у закрытых дверей и наблюдал за мной. В этот миг неподвижности он напомнил мне не только Ахада, но и Нахадота. У всех троих имелась привычка вот так смотреть – пристально, не мигая. У Ахада она скрывала вселенское неприятие, у Нахадота – безумие. У Деки… Я понятия не имел, что должен скрывать такой взгляд. Пока не имел.
– Надеюсь, ты не подумал, что я тогда пытался вас убить.
