— Ничего страшного, Тим, — негромко произнесла Клэр-или-Энна, сделав ему знак садиться.
И тут все снова посмотрели на меня. Я, должно быть, ответил слишком тихо, потому что доктор Клемент сказал, что просит прощения, но не мог бы я говорить чуть громче.
Кто-то нажал кнопку электрического вентилятора, и жужжащие лопасти остановились.
Она имела в виду не нашу детскую ссору.
Не то что я толкнул ее в грязь, когда она устраивала кукольные похороны, пытаясь проститься навсегда.
Нет, этого она не помнила, она имела в виду совсем другое. Она забыла маленького мальчика, подсматривавшего за ней, или как она кричала на меня, что я все испортил.
И если вам трудно в это поверить, представьте себя в восемь или девять лет. Много ли у вас сохранилось воспоминаний с той поры? Или только фрагменты, отдельные картины, запахи, впечатления? Странные разговоры и места. В детстве мы не выбираем, что останется с нами. Да и потом тоже.
Этого она не запомнила. Но зато у нее сохранились воспоминания о том, что случилось до и после. Так мы собираем по кусочкам наше прошлое. Это похоже на пазл, где нескольких элементов не хватает. Но все равно можно угадать, что должно быть на пустых местах.
Аннабель помнила, как ее кукла вернулась из могилы.
— Это случилось через две недели…
Аннабель вдруг остановилась. Она сказала, что холодно сидеть на берегу. Что я промок до нитки, может, лучше пойти переодеться в сухое?
— Мне не холодно, — ответил я. — А ты замерзла?
Она покачала головой.
— Нет. Об этом трудно говорить. Я не хочу тебя расстраивать. Давай лучше поговорим о чем-нибудь еще. Может, тебе лучше вернуться домой?
Я не сказал ей, что сейчас мой дом — психиатрическая больница. Но еще до конца вечера я ей в этом признаюсь. Еще до того, как окажусь в автобусе с теплой курткой, яблоком, батончиком «Сникерс» и бутербродом с сыром. Еще раньше я расскажу ей все.
— Это произошло через две недели после несчастного случая с твоим…
Саймон ничего не сказал. Но он внимательно слушал. Он был в полосе прибоя. В мельчайшей зыби. Он заставлял гальку блестеть под луной.
— Это так называется?
— В каком смысле?
— Это был несчастный случай?
— Конечно. Что же еще? А ты винишь себя?
— Иногда. Особенно в последнее время.
— Ну, ты не один. Мой папа тоже себя винил. Он так и не прибил там планку, хотя собирался. И табличку тоже не поставил. Он был слишком поглощен своим горем. Но это не его вина, что так получилось.
Так сказал полицейский в очках с пушистыми рыжими усами, который допрашивал меня. Он принес назад куклу, положив ее в коричневый бумажный пакет. Этот полицейский был старым другом их семьи. Точнее сказать, другом ее матери. Они вместе учились в колледже. Он присутствовал на свадьбе. И на похоронах. Он знал, как тяжело отцу Аннабель, что он очень переживает и слишком много пьет. И искал разные поводы, чтобы заглядывать к ним время от времени. Отец Аннабель никогда сам не попросил бы о помощи.
В точности как я.
Поэтому, когда следствие пришло к выводу, что причиной смерти Саймона Хомса стал несчастный случай, этот друг семьи искал повод, чтобы зайти, и таким поводом стала маленькая тряпичная кукла, найденная на месте происшествия. Та самая, которую я подложил брату под голову, чтобы ему было удобнее.
