Когда любить нельзя…

– Мудрые люди не зря говорят: «На Бога надейся, но сам не плошай», – усмехнулся отец Кирилл. – Бог дал тебе всё: жизнь через твоих родителей, твои дарования, этот мир. Тебе лишь нужно научиться жить в этом мире, с благодарностью пользуясь тем, что дал тебе Господь.

– Ну почему у меня не может быть, как у всех нормальных людей: семья, дети?… – с горечью воскликнула Мария.

– Все еще будет… – улыбнулся отец Кирилл. – Это только со стороны, Машенька, кажется, что у тебя все плохо, а у остальных все прекрасно. У этих «нормальных людей», как ты их называешь, уйма своих бед и горестей, и не позавидуешь. Я, порой, такого наслушаюсь, что просто оторопь берет! В каждой избушке свои погремушки, Машенька. Только духом падать нельзя. Уныние – грех великий, низводящий человека до уровня камня лежачего. А человек, действительно, создан по образу и подобию Божию, как сказал, пусть и ёрничая по этому поводу, наш гость, а это значит, что мы должны перенять от Него стремление к действию, к творчеству. Ведь под лежачий камень вода не течет! Но и клин клином вышибать тоже с умом нужно. Ну не тем человеком оказался твой Геннадий, так это не означает, что ты должна заткнуть эту брешь первым попавшимся человеком. Всё еще придет к тебе. Нужно только жить и смиренно ждать своего «чоловика», как говорят на Украине. И его обязательно пошлет тебе Господь, ведь браки совершаются на небесах. А без любви и уважения создавать семью и рождать детей нельзя! Тебе же не просто галочку о наличии нужно поставить: семья – есть, дети – есть. Это же твоя жизнь…

– Мне кажется, у меня уже ничего хорошего не будет, – обреченно понурившись, сказала Мария. – Геннадию я была нужна только из карьерных соображений, а не сама по себе. Вот и вы меня отвергли…

Отец Кирилл вздохнул.

– Не отвергаю я тебя, Машенька. Но я не тот человек, с которым ты могла бы связать свою жизнь. Мой удел теперь только в служении Господу, в моих детях и пастве… Я уже говорил тебе, что второбрачие для священника недопустимо.

– Но ведь это не так! – вскинула голову Мария, стараясь рассмотреть выражение лица отца Кирилла в темноте. – Я помню, вы мне об этом уже говорили. Но я потом специально спрашивала, и мне сказали, что во втором томе «Настольной книги священнослужителя» Булгакова говорится, что священнику, оставшемуся вдовым с двумя малыми детьми с разрешения епископа может быть позволен второй брак. И даже добавлено, что, если свой епископ не решит этого вопроса, то дозволяется обращаться выше, вплоть до самого патриарха. Правда, жениться он должен только на вдовице с детьми… Хотя сейчас, как я выяснила, среди священников много второбрачных, и даже не вдовцы, а просто разведенные.

Отец Кирилл молчал.

– Отец Кирилл, ну что же вы молчите? – окликнула его Мария.

– Хорошо, Машенька, – изменившимся голосом сказал отец Кирилл. – Я расскажу тебе, как мы жили с матушкой. Может, тогда ты сможешь понять, почему я не хочу ничего предпринимать и не мыслю замены для моей супруги. Ее никто никогда не сможет мне заменить. Она была удивительной женщиной.

Мария невольно отпрянула и посмотрела на отца Кирилла, чувствуя, как его признание отзывается в сердце тянущей болью. Но, вслушиваясь в его тихий голос, повествующий о его семейной жизни, она постепенно освободилась от этой боли, проникаясь сочувствием к отцу Кириллу, который, действительно, перенес большую потерю, лишившую его любимой женщины, жены и матери Олесика и Ильи.

Прильнув опять к плечу отца Кирилла, Мария слушала и тихо плакала по той, которую никогда не видела, чувствуя к ней любовь и уважение, передававшиеся ей от печального голоса отца Кирилла. А он еще долго рассказывал ей о том, как перенес свое горе, и как нужно терпеливо жить дальше и принимать все, что посылает нам Господь, ведь все свершается по воле Его.

«Может быть, и это случилось, чтобы мы встретились с отцом Кириллом?» – мелькнула у нее в голове кощунственная мысль, заставив ее сразу поёжиться от охватившего раскаяния.

Последнее, что она почувствовала перед тем, как провалиться в неожиданно подступивший к ней сон, это то, что голова ее, затуманенная слезами, стала вдруг совсем тяжелой и, соскользнув с плеча отца Кирилла, опустилась ему на грудь.

Долго еще отец Кирилл сидел в темноте, обнимая спящую Марию за плечи и тихонько поглаживая ее волнистые волосы. Глубокая складка пролегла у него меж бровями. И дело было не только в нелегких воспоминаниях. Перед нелегким выбором встала душа его… Себе-то он мог признаться, что давно запала ему в сердце эта девушка. С первой их встречи запала. Ее нежный облик, хранящийся в памяти, чистые до наивности письма не давали ему ее забыть. А это ее имя- знак, словно говорящий, что, забрав у него одну близкую женщину, прислали другую ему в утешение…

Перед поездкой в Санкт-Петербург он старался убедить себя, что едет туда только по своим учебным делам, но в глубине души понимал, что эта поездка так волнует его именно из-за того, что в этом городе живет Мария. Понимал, и пытался себя удержать. Поэтому и не сообщил ей о своем приезде, до последнего намереваясь воздержаться от встречи. Но продержался только день, и в первый же вечер позвонил ей домой.

Поначалу даже обрадовавшись, когда ее телефон не ответил, потом он стал дозваниваться к ней уже с каким-то упорством, впадая в отчаяние от мысли, что не увидит ее. Когда он поймал себя на этом, ему стало стыдно. Собственно говоря, зачем он это делает, ведь из этого ничего хорошего не получится! Его путь уже избран, ее – еще определяется… Да и она не давала ему никакого повода надеяться от нее на что-то большее, чем обычное дружеское общение. Но он решил, что ему все-таки нужно с ней увидеться, чтобы убедиться, что она в порядке, ведь летом у нее были какие-то проблемы, о которых она так ничего не сказала и не написала. А возможно он все-таки надеялся, что эта встреча покажет ему, что он нужен Марии только как пастырь, друг, которому можно поведать о своих горестях или удачах, но не как мужчина. И тогда он найдет в себе силы поставить заслон мыслям о ней, как о желанной женщине.

Но, как верно подмечено: «Благими намерениями вымощена дорога в ад»… Ничего хорошего из их встречи не вышло!

Ее глаза, в которых он сразу увидел ответ на свои сомнения, то, как доверчиво она открыла ему свою девичью любовь, то, как молила его о близости, перевернули его душу. Он почувствовал себя змеем-искусителем, коварно явившимся к девушке, заранее зная, что ничего, кроме боли и разлуки дать ей не сможет. И сейчас, после их разговора, когда их обоюдная исповедь всколыхнула в их душах тяжелые воспоминания, он еще раз четко понял, что он виноват перед Марией, что это он спровоцировал девушку, раздавленную подлостью ее жениха, на мольбу о близости. Со временем она бы забыла эту измену, успокоилась и нашла бы себе настоящего мужчину. Но он явился к ней, дал ей ложную надежду, прельстил, зная, что все равно вынужден будет оставить ее одну. Недаром она, словно предчувствуя это, сказала: «Вы тоже отвергли меня…» Как же она жить будет после этого?

«Господи, девочка моя, как бы я хотел не отвергать тебя! Но нельзя, нельзя…» – мысленно простонал отец Кирилл, прижимая к своей груди голову Марии, мучаясь и не зная, что делать.

Правду говорят: всякий выбор тяжел, но выбор между долгом и любовью – тяжелее всего… И не ему первому легла на сердце эта тяжесть…

Утром Марию разбудил звонок. Машинально глянув на часы, на которых было чуть больше девяти утра, она потянулась за телефоном. На панели высвечивался незнакомый номер.

Потерев лицо рукой, Мария сняла трубку.

– Алё, доброе утро, – раздался в телефоне мужской голос. – Можно попросить отца Кирилла?

– Отца Кирилла? – растерянно переспросила Мария, не сообразив спросонья, почему звонят к ней, а потом, все вспомнив, прислушалась – в квартире стояла тишина.

Выбравшись из-под покрывала и ежась от утренней прохлады, Мария выбежала в холл – пальто отца Кирилла на вешалке не было.

Забравшись с ногами в кресло, стоящее в холле, она сказала в трубку:

– А вы знаете, он уже ушел…

– Когда и куда? – нетерпеливо спросили в трубке.

– Не имею представления…

– А есть кто-нибудь, кто имеет? – продолжали ее допрашивать.

– Прошу прощения, а с кем я разговариваю? – насторожившись, спросила уже совсем проснувшаяся Мария.

– Это его друг, Борис. Он у меня остановился. А сегодня, вот только что, ему звонили из Академии. Неожиданно назначили экзамен на сегодня, просили подъехать к двенадцати часам.

– Ой, это ужасно, но я, действительно, не знаю, во сколько и куда он ушел, я еще спала.

В трубке воцарилось молчание.

– Алло?… – окликнула она невидимого собеседника.

– Да-да, я здесь, просто задумался, – ответил ей ни с того, ни с сего повеселевший голос. – Это интересно… Но где же его искать?

– А, может, он сам поехал в Академию? – предположила Мария.

– Не знаю… – произнес Борис и вдруг обрадовано воскликнул: – Кто-то звонит в дверь, наверное, это он. Спасибо, извините за беспокойство! – и на том конце провода положили трубку.

– Алло, подождите! – запоздало крикнула Мария, но, услышав короткие гудки, с досадой опустила трубку.

Побежав в спальню, она схватила карандаш и записала высветившийся на панели определителя номер на листочек.

«Интересно, а откуда этот Борис узнал мой телефон? – подумала она. – Неужели его ему дал отец Кирилл? Но мне показалось, что его приезд ко мне не был запланирован до такой точности, чтобы оставлять другу номер ее телефона. Странно… Хотя, у него тоже может быть определитель номера, отец Кирилл ведь ему вчера звонил от меня. Да, наверное, так оно и есть».

Помедлив несколько секунд, она набрала номер, но там было занято… Мария расстроено положила трубку на базу и опять потерла лицо руками.

Да, нужно вставать, мыться и собираться на работу. Она хотела к обеду заехать в фирму – в четыре часа у нее были переговоры, которые она переводила для одного важного клиента.

И тут Мария с недоумением увидела свое отражение в зеркале – она была полностью одета. Одежда, в которой она вчера принимала гостей, была нещадно измята. Видимо, отец Кирилл не захотел ее будить, когда она уснула у него на груди, а просто перенес ее в спальню и, накрыв покрывалом, оставил ее досыпать в одежде. Конечно, он ни за что не стал бы ее раздевать. Она помнила, как его тело напряглось, когда она его целовала, и каким в тот момент был его голос. Вряд ли бы он стал себя дополнительно искушать, раздевая ее спящую…

Сбросив с себя мятые кофту и юбку, Мария пошла в душ. В голове у нее проносились обрывки их долгого разговора с отцом Кириллом, оставившего у нее в душе какой-то неясный осадок. А, может быть, это был осадок оттого, что отец Кирилл ушел не попрощавшись… Увидятся ли они еще?

Приняв душ, Мария с тяжестью на сердце пошла в кухню и включила самовар. И тут она заметила лежащую на столе книгу Игната Филаретова.

Обложка книги была слегка приподнята, как будто под ней что-то лежало. Пододвинув к себе книгу, Мария открыла ее и увидела, что в ней заложены ручка и лист бумаги, на котором ровным мелким почерком было что-то написано. Она вытащила лист из книги, и сев на сундук, стала читать.

«Моя дорогая девочка,– писал отец Кирилл, – я ухожу не попрощавшись, потому что чувствую, что