– На квартиру ты все равно переедешь, я прикрою перед Мастером на месяц-два, но после тебя задействуют на ночные рейды, а родителям такое не объяснишь.
Я не стала говорить, что дома ночую не часто.
Зазвонил телефон, и салон заполнила песенка «О боже, какой мужчина». Не смогла сдержать самой счастливой из улыбок, достав трубку и в очередной раз увидев «Лучший мужчина в моей жизни». Заметила удивленный взгляд Игната и, ответив на вызов, пропела в трубку:
– Привет, мой сладкий.
Демон едва не пропустил зеленый и нажал на педаль газа, только когда сзади засигналили. Но я не обращала больше внимания на няшку, теперь волосатую, прислушиваясь к далекому и не совсем правильно сказанному:
– Плидесь?
– Конечно, мой господин и повелитель, как вам будет угодно. Соберусь сию же минуту и примчусь к вам на крыльях счастья! – и уже не паясничая: – Я соскучилась, сильно- сильно.
На том конце прошептали:
– Тозе соскучися…
– Люблю тебя, очень-очень.
– Тозе…
– Скоро буду, целую много-много раз, не грусти.
Естественно, Демон моего собеседника не слышал, и, когда я нажала отбой, глаза у Игната были очень потрясенные.
– Я думал, у тебя жених есть… был.
– Есть, – согласилась я, – точнее, да, был. Пока вы с Дэном не подсуетились!
Игнат не ответил, к тому же мы как раз подъезжали к моему дому. Машина мягко въехала во двор, а там на скамейке сидели оккупанты… Шесть кошмаров нашего двора, странно, что еще седьмая не подвалила.
Заметив мой взгляд на бабулечек, Игнат предложил:
– Могу им глаза отвести.
– Давай, – согласилась я.
Казалось бы, ничего не случилось, но через несколько секунд Демон сказал:
– Иди.
– Ну, пока, – попрощалась я и вышла из машины.
Дальше было нечто – шесть языкатых старушек меня не видели вообще, а вот их внуки перестали играться в песочнице и, открыв рты, испуганно смотрели на меня. Подмигнув малышам, я промчалась к подъезду, открыла замок и уже была готова совершить забег до лифта, как услышала:
– Батюшки!
Седьмая кара Египта… в смысле нашего двора, стояла в дверях, оторопело изучая мой вид в малейших подробностях, дабы было что пересказать подругам.
– Буслай хохрикий. – Нет, мавые на меня плохо влияют. – В смысле здоровья вам, Нина Федосеевна.
Но бабушка, как зачарованная, медленно повторила:
– Буслай хохрикий…
Решив не акцентировать, я метнулась в лифт и сбежала с глаз шокированной публики. На лестничной площадке инцидентов не случилось, а в квартире вообще никого не было – родители возвращаются позже.
Разувшись в прихожей, я стянула и джинсы, в очередной раз прокляв Стужева. И да – я не могла их выбросить! Вышивка от мавок была невероятна, такое выбросить рука не поднималась.