— Нет, благодарю вас, миссис Гибсон.
Она с улыбкой ретировалась.
— Я подумал, что это вы организовали.
— Не понимаю.
— Пытались заткнуть мне рот, прежде чем я задам несколько неудобных вопросов об отеле «Сентрал».
— Опять вы об этом! — Ангус вонзил зубы в тост.
— Да, опять об этом. — Ребус сел за стол, вытянув перед собой левую ногу. — Видите ли, я знаю, что после ухода мистера Вандерхайда вы еще долго оставались в отеле. Знаю, что вы играли в покер с участием двух гангстеров — Тэма и Эка Робертсонов. Знаю, что кто-то пристрелил Тэма, и знаю, что вы, весь в крови, прибежали в кухню требовать, чтобы открыли все газовые краны. Вот что я знаю, мистер Гибсон.
У Гибсона, похоже, пережеванный тост застрял в горле. Он глотнул кофе и вытер рот.
— Что ж, инспектор, — наконец проговорил он, — если это все, что вы знаете, то, полагаю, знаете вы маловато.
— Может быть, расскажете мне остальное, сэр?
Наступило молчание. Ангус вертел в руках пустую кружку. Ребус ждал, когда он заговорит. В этот момент дверь распахнулась.
— Вон отсюда! — взревел Бродерик Гибсон. На нем были брюки и рубашка с открытой шеей, рукава без запонок в манжетах свободно болтались. По-видимому, его жена вошла к нему, когда он еще не закончил одеваться. — Я мог бы сейчас же вызвать полицию! — сказал он. — Главный констебль сказал мне, что вы отстранены от работы.
Ребус медленно поднялся, оберегая больную ногу. Но Бродерик Гибсон был начисто лишен сострадания:
— Держитесь от нас подальше, если у вас нет полномочий! Я немедленно поговорю с моим адвокатом.
Ребус дошел до двери, повернулся и посмотрел в глаза Бродерика Гибсона:
— Очень вам советую сделать это, сэр. И может быть, вам стоит сказать ему, где вы были в ночь пожара в отеле «Сентрал». Вашему сыну грозят серьезные неприятности, мистер Гибсон. Вы не можете вечно его покрывать.
— Вон отсюда! — прошипел Гибсон.
— Вы не спросили, что у меня с ногой.
— Что?
— Ничего, сэр, просто мысли вслух…
Ребус шел назад по просторному коридору, с картинами и люстрами, с великолепной резной лестницей, и чувствовал, какой холод стоит в этом доме. Дело было не в возрасте и не в плитке на полу: у дома было ледяное сердце.
Ребус приехал на Горги-роуд, когда Шивон наливала свою первую чашку декафеинизированного.
— Что у вас с ногой? — спросила она.
Ребус указал тростью на человека за камерой:
— Ты какого черта здесь делаешь?
— Подменяю Петри, — отрапортовал Брайан Холмс.
— Не могу понять, что все мы здесь делаем, — сказала Шивон.
Ребус проигнорировал ее:
— Ты на больничном.
— Мне надоело дома, я вышел раньше. Я вчера поговорил со старшим суперинтендантом, он сказал, что не возражает. — Вид у Холмса был вполне здоровый, но голос звучал угрюмо. — Правда, был еще и скрытый мотив, — признался он. — Я хотел услышать от Шивон историю Эдди и Пэта. Все это кажется… невероятным. Я хочу сказать: я плакал вчера на кладбище, а ублюдок, которого я оплакивал, сидел дома и потешался.
