защиты, но за пределами этого я ничего не знала.
– Как идут дела?
Дилан пожимает плечами.
– Адвокат говорит, что у меня есть шанс на свободу. В законе четко прописано, что можно использовать грубую силу, чтобы предотвратить изнасилования или действия сексуального характера.
Он смотрит на землю, я вижу, как ему трудно и стыдно.
– Проблема в том, что я продолжал его бить, когда он упал.
Я киваю. Не нужно много говорить, потому что это правда. Не смотря на то, что простые вещи не охватывают все на свете.
Он тихо говорит:
– Он сказал, что они, вероятно, предложат какую-то сделку с признанием вины. Я приму судимость за нападение или типа того, и они откажутся от обвинений. Я не знаю, готов ли признать это. Мне не нравится идея уголовного наказания. Я потеряю свое пособие в Ассоциации Ветеранов и должен буду уйти из университета. Я потеряю все.
Я смотрю на него, сидящего здесь, явно несчастного, и мне хочется взять его за руку. Мне хочется обнять его. Но я не могу.
Шерман заговорил:
– Парень, мы поддержим тебя, чтобы ты не решил. Заставь меня давать показания, я многое видел. Да, ты зашел слишком далеко, я соглашусь. Но ты спас ее. Не забывай это и не погрязни в вине.
Дилан кивает. Он выглядит таким несчастным, и это сводит меня с ума, ведь я не могу ничего сделать. Я наклоняюсь и говорю.
– Можем попробовать еще раз?
– Да, – говорит Дилан.
– Я сделаю это, – говорит Шерман. – Ты уже достаточно получил.
Так мы встаем, Дилан в роли тренера. Шерман сильнее Дилана. Я думаю, Дилан сдерживался из-за эмоциональной связи между нами и нашей истории. Со мной он не может работать агрессивно. У Шермана не было подобных угрызений совести, и он подошел стремительно, быстро хватая меня за талию и прижимая к холодной земле.
Я покатилась дальше, пользуясь моментом, и сумела почти полностью скинуть его с себя, но он быстро пришел в себя, схватил меня за правую руку и завернул ее мне за спину. Я закричала и застыла.
– Черт, – говорит Шерман, отпуская и слезая с меня.
