светлый момент из всех. Он даже на секунду не задумался о себе. Все, о чем он думал, – это маленькая девочка и спасение ее жизни.
Я шмыгаю носом.
– Хорошо. Если я спрошу тебя о чем-то, что заставит меня плакать, когда я это услышу, эм… можешь запретить этот вопрос?
Он мягко улыбнулся и сказал:
– Если хочешь.
– Тогда твоя очередь.
Официантка принесла наш заказ. И дайте мне рассказать вам. Мне было на самом деле интересно, сколько он съест. Она принесла ему два подноса. Серьезно. Он пытался как-то составить тарелки, и все кончилось тем, что они заняли три четверти стола. Блинчики стояли перед ним, он полил около десятка тысяч калорий сиропа и масла, затем начал есть.
Он сглатывает и говорит:
– Хорошо. Какое твое любимое занятие здесь, в Нью-Йорке?
Я откусывала маленький кусочек от тоста, пока думала. Затем я нахмурилась. Что я любила делать? Конечно, у меня были увлечения. Мы с Келли собирались вместе. Шли в библиотеку Батлера. Устраивали пикник в парке Риверсайд. Что еще? Не то, чтобы я не развлекалась в колледже, на самом деле это не так. Просто это... это все я не могла приписать к любимым занятиям. За исключением одного. И это... сидеть в офисе доктора Форрестера. С Диланом.
Я хмурюсь, затем говорю:
– Я не могу ответить на этот вопрос.
Его глаза расширяются, и он усмехается.
– Ты разыгрываешь меня. Этот вопрос не в правилах.
– Нарушение правил, – говорю я. – Единственный ответ, который я могу дать – это ложь.
– Что?
– Задай другой вопрос, солдатик.
– Я получу ответ, так или иначе. Ты не можешь сказать мне, что ты была год в Нью-Йорке, и все еще не придумала, что любишь делать.
– Я могу сказать тебе то, что хочу.
– Ты установила правила этой игры, Алекс. Не разрушай все ложью.
