приготовился к зиме. Венки оказались не такими уж легкими, уже через полчаса у нее затекли руки.
"Бедный папа, у него вообще тяжелый чемодан".
Она видела: отцу нелегко.
Степановка открылась неожиданно. Перешли по мосту через реку и у самой воды среди берез увидели первую хату. Чуть поодаль сквозь деревья, виднелась еще одна. Дальше села видно не было.
- Это село? - Тане не верилось, что бывают такие поселения посреди леса. - Оказывается, я ничего не помню.
Мать, заметно волнуясь, ускорила шаг.
- Мы сейчас выйдем на улицу, не все дома стоят вразброд.
Улицы как таковой не было. Среди деревянных домов петляла песчаная дорога, по которой они шли. Девушка замечала, что, глядя на них, перешептываются сидящие на лавочках старушки. Мать здоровалась с каждой. Они отвечали ей, слегка кланяясь. Дом бабушки, большой, деревянный, стоял на горке. Стены постройки сложенные из бревен почернели от времени. В отличие от стен крыша выглядела новой. Светлый шифер украшал старый дом. На сверкающем алюминиевом коньке весело крутился флюгер. Плетень, огораживающий подворье, начинался метрах в трех от дороги и дальше огораживал участок, поднимаясь все выше и выше. Длинный, узкий двор зарос маленькой кучерявой травой - спорышом. Справа от дома раскинулся сад, спускавшийся с горки к дороге. Они зашли в открытую настежь калитку и по тропинке направились к дому. Таня поставила венки возле бревенчатой стены. Сердце замирало от волнения. Вслед за матерью вошла в комнату. От окна со стула поднялся высокий, крепкий, седой мужчина, которого сложно было назвать дедом. Он обнял мать.
- Вот и свиделись, дочка...
Анна Ивановна, не отвечая, подошла к гробу. И вдруг закричала резким, сильным голосом так, что дочь прошил озноб. Старухи, сидящие возле гроба, заголосили, поднося к глазам кончики белых платков. Она опустилась на колени, положила голову на край гроба и, вздрагивая всем телом, зашлась в горьком крике- плаче. Антон Сергеевич растерянный, побледневший, стоял на пороге и не знал, что ему делать. Крик жены разрывал душу. Он вытащил сигареты и, сгорбившись, вышел из дому. Таня проводила отца отчаянным взглядом. Ей было жутко, страшно и невыносимо жалко мать. Все плакали, и у нее слезы градом покатились из глаз. Девушка не могла удержать их и только смахивала рукой, растирая по всему лицу. Она не узнавала бабушку. Какая-то пожилая женщина лежала в гробу, усыпанном искусственными цветами. Вся обстановка вызывала у нее страх и желание поскорее покинуть комнату. Ей было восемь лет, когда приезжала с родителями в Степановку последний раз. Все последующие годы отдыхала или в летнем лагере, или у родителей отца, которые жили недалеко от их поселка. Она плохо помнила эту бабушку, поэтому чувствовала вину перед ней. Мать уже не кричала, только странно стонала. От этих звуков Таня очнулась. Кинулась к ней, подняла от гроба. Взглянула в мокрое лицо, в глаза с остановившимся тусклым взглядом. Плача, затормошила ее.
- Ей плохо. Нужен врач. Папа! Папа! Скорее! Помогите же! Мамочка, мама.
Анну Ивановну уложили в соседней комнате. Прибежавшая медсестра сделала укол, заставила выпить успокоительное.
Девушка видела в окно, как врач разговаривала с отцом. Женщина кричала на него, размахивая руками.
До обеда просидела возле матери, боясь оставить ее одну. От недосыпания и голода к горлу подступила тошнота. Отец, уставший и озабоченный, несколько раз проходил мимо, неся какие-то ящики, коробки. Старушки и мужчины о чем-то говорили с ним.
В два часа дня к ним в комнату вошла медсестра.
- Буди маму, дивчинка, пойдете ко мне домой, покушаете.
Ее голос звучал напевно и ласково.
Тане не хотелось никуда идти.
- Что вы, мы все с собой привезли.
- Нужно поесть горячего, особенно твоей маме. Буди, буди, - настаивала она. - Меня зовут тетя Галя. Я
