пальцы, бессильно добавил: - Пап, что с тобой?
Олег сглотнул подступивший к горлу ком. Никогда он не думал, что сообщить об этом сыну будет так тяжело. Казалось, что самому услышать диагноз - и страшнее этого нет ничего на свете. А нет, оказывается, страшнее всего рассказать о том, что умираешь, своему самому родному человеку.
- У меня рак, сын, - тихо проговорил Олег, зажмурившись, чтобы не видеть выражения лица Антона.
Да, наверное, в этот момент его можно было назвать трусом. Может быть, он и был трусом все это время? Все те годы, что приблизил к себе Дашу, чужую в общем-то для себя девочку, сделав ее родной. И отдалив на сотни километров сына, в одно мгновение превратив его в чужака?! Он трус, что не смог разобраться в их отношениях? Что не смог примирить между собой людей, которых любил одинаково крепко и сильно? Ему было проще отпустить сына в Англию, порвать с ним прежние связи и отношению во имя блага своей девочки, опустив руки и сдавшись? Решив, что так будет правильнее, а на самом деле - легче, проще. Мучительно неправильно, на самом деле. Он трусом стал в тот момент, когда принял решение - одно решение за троих. И никто из троих в результате не нашел успокоения.
- То есть как?.. - выдохнул Антон, распахнув глаза. - Как - рак?! Ты шутишь?.. Ты же не можешь... Это... это просто... Чушь какая-то! - воскликнул он, не веря в услышанное, и вскочил со стула, начав быстрыми шагами мерить пространство кабинета отца. - Ты делал обследование?
- Рак, - коротко бросил Олег так, словно ему было тяжело произнести даже это единственное слово. - Что они еще могут сказать?.. - он пытался улыбнуться, но улыбка вышла настолько вымученной, что он тут же убрал ее с лица.
- Этого. Не может. Быть! - раздельно выговорил Антон и, подскочив к отцу, наклонился над ним. - Ну, скажи же, папа! Скажи, что это лишь... ангина!.. я не знаю... Простуда. Что угодно!.. Другое... Пожалуйста, - голос его сошел на шепот при виде измученных глаз. И то, что он в них прочитал, сказало ему все.
Он чувствовал сердцем, нещадно болевшим все эти дни, что отец ему не лжет. Он ему никогда не лгал.
Антон бессильно опустился на стул и, схватившись за голову, наклонился вниз, к коленям.
- Сколько?.. - безжизненно пробормотал он, стиснув зубы.
Он думал, его сердце разорвется прямо сейчас, в этот самый момент. Оно болело, разрывалось, давило на грудь, вызывающе кричало внутри него и снова болело, остро, нетерпимо.
- Три месяца.
И ему показалось, что умер он. Умер в миг, когда услышал дату. Такую ужасающе близкую, роковую дату.
Отец повернулся к нему лицом и вновь попытался улыбнуться.
- Я бы хотел, - проговорил он, едва шепча слова, - хотел... дожить до Дашенькиного дня рождения. У нее он девятого апреля, - уточнил он. - Я ей подарок... приготовил, - выдохнул он. - Надеюсь, ей понравится...
Антон стиснул зубы и, стараясь говорить спокойно, прошипел:
- Ты можешь думать о ком-то еще, кроме нее?! Обо мне, например? - голос его звучал вызывающе, с обвинением. - Я только что узнал, что ты... умираешь!.. Почему ты не думаешь, как я переживу это?! Почему беспокоишься по-прежнему о ней!? - Антон вскинул на отца пронизывающий насквозь взгляд. - Почему?..
Олег сглотнул, в уголках его глаз мелькнули слезы. И Антон тут же пожалел о том, что сорвался.
- Прости меня, сын, - тихо проговорил он. - Прости меня... Я не должен был... Мне нельзя было... заставлять тебя. Я неправильно тогда поступил, я знаю, - тихо пробормотал он заплетающимся языком. - Я ошибся. Как же сильно я ошибся тогда! - он закрыл глаза, сильно
