Крик души

если противно мне! - он кричал, а она молчала, завороженно глядя на то, как серебристо-серые глаза меняют цвет, постепенно темнея и превращаясь в черные злые точки. - Даже если мы с тобой никогда не поладим, - что скрывать мы никогда не станем лучшими друзьями! - нам придется жить вместе, - это он проговорил, едва не касаясь ее своим телом, нависнув над хрупкой фигуркой девушки. - Отец четко в своем завещании всё оговорил, и ты это знаешь. Я официально стал твоим опекуном, а значит, несу за тебя ответственность...

   - Где же ты был четыре года назад?! - выкрикнула Даша, не сдержавшись. - Когда эта?..

   - Этого уже не изменишь, поэтому будем жить тем, что есть! - грубо выдавил Антон, раздражаясь.

   - А если я этого не хочу?! - с вызовом выкрикнула Даша, отстраняясь от стены, служившей ей опорой, и двигаясь на него, как тигрица. - Жить с тобой под одной крышей не хочу!? И ты не хочешь! Что же делать?

   -  Он этого хотел! - выстрелил он контрольным выстрелом ей в грудь, прямо в сердце, надавливая на еще не зажившие раны. - Остальное не важно!

   И она, застыв в позе амазонки, тяжело дыша, поняла, что не может найти аргумент, чтобы ему возразить.

   Горло сдавило острым комком, а в глазах предательски защипало.

    - Он позаботится о тебе, малышка.

    - Нет. Он меня не любит... - едва не плача.

    - Полюбит!.. - уверенно, твердо. - Потому что любит меня...

   Антон резко отвернулся, напряженно сжав плечи, выпрямив спину.

   - Этого хотел он, - повторил он тише, глубже, как-то... интимнее, откровеннее. - Ты разве не исполнишь его последнюю волю?

   Она не хотела этого говорить. Но слова сорвались с языка против ее воли.

   - Но ведь ты же не исполнил?

   Антон вздрогнул. Все его тело напряглось. Повернулся к ней лицом, прожег взглядом, приковав к месту.

   - Тебе, наверное, нужно знать, - проронил он, не отводя от нее взгляда, - что, если бы я мог всё исправить, я бы поступил точно так же, как и годы назад, и  ничего не стал бы менять! - эти слова не просто ранили, они ее убили. А он продолжал: - И вовсе не потому, что я такой плохой, эгоист, подлец, негодяй, хотя ты меня, очевидно, таким и считаешь... - ее горящие глаза и так сказали ему всё, что она думает. - А потому, что знаю, уверен, что четыре года назад не смог бы смириться с тем, что сделал отец. Оставил тебя на меня!

   - А сейчас? - сощурившись, проговорила Даша, стараясь сдержать дрожь. - Сейчас можешь смириться?

   Он молча взирал на нее с высоты своего роста, нахмурившись, поджав губы, пробегая оценивающим взглядом по худенькой фигурке, закутанной в халатик, по бледному лицу с горящими глазами, по рукам, скрещенным на груди и дрожащим.

   Всего мгновение, сотая доля мгновения... А Даше показалось, что ее оценивают, чтобы потом повесить бирку с ценником или же за ненадобностью отослать на склад. Ее передернуло от отвращения, и она сильнее запахнула полы халата, внезапно почувствовав себя перед ним обнаженной и незащищенной.

   - Сейчас... я готов постараться сделать это, - ответил он, наконец, отведя от нее взгляд всего на секунду, чтобы потом впиться в нее вызовом. - А ты?