– Я сейчас уйду. Вы меня не остановите.
– Уходи! А я пойду за тобой! Я буду орать на весь корпус! Ты сказал: «Помпилианец…» Ты еще валялся в кресле, как куль дерьма, а уже давил на главное: «Помпилианец. Настоящий…» Ты хотел подтвердить себе, что ты помпилианец? Что способен клеймить? Ты что, пытался заклеймить Манойю и не смог?!
– Я ухожу, – Марк встал.
– Оставайтесь в номере, – велела госпожа Зеро. – Я уже лечу.
– Что?!
– Ничего. Скоро буду.
Якоб Ван дер Меер замотал головой. Он боялся, что сошел с ума. Заразился от Марка. Последствия клеймения, нервного стресса – галлюцинации, на манер вторичного эффекта Вейса.
– Не шалите без меня, – мрачно добавила старуха.
Ее голос звучал с эстампа, украшавшего стену: летний полдень, подсолнухи в глиняной вазе, третий подсолнух справа.
– Вломилась ко мне в номер, – проворчал Бруно Трааверн. Колобок блестел, лоснился, приплясывал на тоненьких ножках. Было трудно понять, раздражен он всерьез, прячась за ширмой клоунады, или просто так демонстрирует свой восторг от происходящего. – В неглиже, да. Жуть! Почтенная дама, и в таком виде. Вытащила из постели чуть ли не за… Вот-вот, мамой клянусь. Плясала над душой качучу, застегивала мне ширинку. Ругалась на трех языках. Будь проклят день, когда я поселился в одной гостинице с этой фурией!
– Хочешь покоя, – отрезала старуха, – селись в своем представительстве. Хочешь девок в отель водить…
– Ну уж сразу девок! Всего одна-то; ну, две…
Маркиз стоял у окна, глядя в темноту. В шабаш он не вмешивался. Тесно, думал маркиз. Нечем дышать. Слишком много народа. Слишком много проблем. Белый Страус не удивлялся пришествию госпожи Зеро с верным Мамерком. Дежурный по корпусу, умница с реакцией снайпера, дал знать начальству сразу, едва обер-центурион Тумидус и Якоб Ван дер Меер столкнулись в коридоре первого этажа. Переключил камеры на коммуникатор старухи: звук, изображение. Кретин, обругал себя маркиз. Это ты не в состоянии определить со стороны, на глазок, кто кого клеймит. Стоят двое, молчат; падают, встают. А это помпилианцы, у них индикатор в крови. Едва Марк взял тебя за шкирку, ботва ты этакая, дежурный уже криком кричал: ЧП! Караул! Клеймят без спросу ларгитасского гражданина! И где? – в имперском представительстве на Тишри… Если говорить о скорости реакции, госпожа Зеро дала дежурному сто очков форы. Выдернуть за компанию представителя Ларгитаса в Совете Лиги, ходячий дворец полномочий – ход, достойный гения. Лояльность, отметил маркиз. Она продемонстрировала нам свою лояльность. Подчеркнула: я в безопасности. В присутствии Бруно Трааверна никто и пальцем не тронет господина Ван дер Меера. Захоти господин Ван дер Меер жаловаться – лучшей кандидатуры, чем Бруно, не сыскать.
«Он пытался заклеймить Манойю. Он не смог. И кинулся на меня – за подтверждением, что он настоящий помпилианец. Марк, это ты, лично ты не сумел взять Манойю в рабство? Или вы, помпилианцы, вообще не способны заклеймить астланина? Почему?! Проклятье, это меняет дело…»
– Вы сильный человек, маркиз, – старуха подошла ближе.
Она нутром чуяла дистанцию, остановившись на той черте, за которой у Ван дер Меера начиналась неконтролируемая паника от близости помпилианца. Маркиз знал, что расстояние не играет роли, что для клеймения это не фактор, но живот скручивало судорогой, словно легионер туже затянул узел лохматой веревки, а между бровями начинал гореть ожог-фантом.
– Вы очень сильный человек. Другой на вашем месте уже бежал бы отсюда сломя голову. Возможно, покинул бы Тишри. Трое помпилианцев в одной комнате с вами… Я удивлена, как вы это выдерживаете. Я восхищаюсь вами. Поверьте, это не лесть.
Маркиз пожал плечами:
– Я бы сбежал. Но господин Трааверн загораживает мне дверь.
– Я могу быть вам полезна?
