по?том. Шеренга встала между Марком и лейтенантом Илхикаминой. Астланин отошел от края, с недоверием следя за построением. Лицо его побледнело, узоры проступили ярче, рельефней. Правая рука дрожала так, словно в ней был зажат нож, и лейтенант короткими тычками всаживал клинок во что-то мягкое, всаживал и выдергивал.
– Лейтенант Илхикамина!
– Я… – пробормотал Манойя.
Пирамида опускалась, горбилась, врастала в землю. А может, это степь, кипя заснеженными бурунами, поднялась до верхней площадки, до горла, до самых венчиков души?
– Вам что, отдельное приглашение нужно?
– Я…
– Встать в строй!
Шаг. Другой. Манойя был на ладонь выше Ливии, но встать на правый фланг он не рискнул. Ведьмы расступились, и лейтенант занял место второго. Нагой среди доспешных, он смотрелся бы комично, сохранись у Марка хоть намек на чувство юмора. Задрав голову к небу, словно новобранец, впервые стоящий в строю, астланин не моргая смотрел на солнце. В щели между тучами, сомкнувшими ряды, солнце притворялось тяжелым излучателем в амбразуре дота. Холодноватый, похожий на струйку воды луч высветил Манойю целиком, от пяток до макушки. Лейтенант был пылью, танцующей в луче. Земное притяжение, обернувшись чувством плеча, а может, сцепкой
– Хорошо, – сказал Манойя. – Хорошо-то как…
– Разговорчики! – рявкнул Марк.
Но уже так, для порядка.
Пастила, подумал Марк. Сахар-рафинад.
Комплекс зданий напротив, за оживленной трассой, представлял собой хаотичное на первый взгляд нагромождение белых искрящихся брусков. Одни жались вплотную друг к другу, другие держали дистанцию, соединяясь тонкими, словно намерзшими от холода перемычками. При долгом изучении в комплексе начинала брезжить система, можно сказать, гармония. В чем она заключалась, Марк не знал. Чувство гармонии возникало подспудно, не поддаваясь осмыслению.
В архитектурной белизне отсутствовал даже намек на окна и двери. Ровные параллелепипеды, шести– и восьмигранники, без входов и проемов. Древняя, как мир, загадка для малышей: «Без окон, без дверей, полна горница людей?» Ответ: представительство расы Вудун на Тишри. Кто еще, кроме чернокожих вудунов, мог отгрохать себе монохромный комплекс-сахарок?
По контрасту, не иначе.
В том, что вудунская горница полна людей, Марк не сомневался. И с окнами все зашибись: строители замаскировали их под цвет стен – без сканера не различишь. Золотистая кайма по краю плоских крыш придавала композиции завершенность. С семнадцатого этажа, где сидел под арестом обер-центурион Кнут, открывался чудесный вид: вот, полюбуйтесь, на крышу ближайшей «пастилки» сел жук аэромоба. Приподнялись, отблескивая бронзой, надкрылья…
Дверь в апартаменты, куда Марка вчера отвели под конвоем, была заблокирована. Окна – тоже. Прозрачность меняй, дружок, а открыть – шиш с маслом. Блокировка окон семнадцатого этажа служила данью скорее традиции, чем здравому смыслу. Не припрятал же арестант у себя в заднице портативный антиграв? Остальные меры желания острить не вызывали: уником изъяли, вирт отключили, никаких посещений, еда – через систему доставки. Выбор блюд тоже заблокирован: жри, что дают.
Снорр, вспомнил Марк. Спутник Тренга, отель, «сотовый» номер. Эконом-класс, двенадцатый этаж. Злой на весь мир волчонок, отчисленный из училища. Сейчас ставки были выше: этаж, класс номера, воинское звание. Падать будет больнее. Что у нас на очереди? Трибунал? Разжалование в рядовые? Дисциплинарная когорта?!
Невыполнение прямого приказа, отметил обер-центурион Кнут. Сопротивление старшему по званию. Нанесение телесных повреждений. Да, нападение на гражданина Ларгитаса с целью порабощения. Не
