— Полста отжиманий, — приказал старшина. — Сержант, считай! Полста сделает, пусть еще полста выдаст. А потом еще. Пока силы позволяют… Считать, я имею в виду…
Старшина еще раз хохотнул и от правился восвояси.
В туалет Гусь не пошел. Выбрав местечко поукромней, он вытащил мобильник и набрал номер Глазова:
— Ага, это я, Алексей Максимыч, я… Вернулся Гуманоид-то. Ага, сразу ему объяснили, что к чему. Не, не брыкался, по-смирному себя вел. Конечно, опять влегкую придурь свою показал: мол, слово чести дворянина, я не я и корова не моя, и все такое… Дворянином все себя называет, идиот! Я вам говорил, это у него фишка такая. Но даже спорить не стал. Лыбился. То есть, улыбался, будто ему все по фиг. Я так понимаю, сломался он. Ну, не то чтобы совсем сломался, а серьезно призадумался. Только вот новая у него придурь обнаружилась: со старшиной схлестнулся по поводу воровства — смешно было, ей-богу…
Майор Глазов «на другом конце провода» оптимизма рядового Гусева не разделил.
— То, что Иванов сразу не пошел на открытый конфликт, не значит, что он смирился с таким отношением к себе, имей это в виду, — заговорил майор. — Так… Получается, теперь он выведен из коллектива, и его статус ему разъяснен. Хорошо… Слушай меня внимательно, Гусев. За поведением рядового Иванова вести наблюдение. И не более того. Травлю рядового Иванова не провоцировать. Чтобы никакого рукоприкладства, никаких больше эксцессов. Хватит с меня Каверина… Кстати, за Каверина я с тебя еще не спросил. А могу спросить…
Алексей Максимович выдержал многозначительную паузу, во время которой Гусь только сопел в трубку.
— Ну, надеюсь, ты все уяснил для себя, Гусев, — закончил Алексей Максимович. — Если еще одно ЧП в части будет по твоей вине, развеселая твоя жизнь закончится. А вот дело по два-два-восемь, наоборот, начнется. Понял?
— Понял, — буркнул Гусев. — А если это… товарищ майор… не по моей вине ЧП? Я ж за весь взвод ответственности нести не могу! А вы на меня все вешаете… Вон Мансур, после того как с Гуманоидом схлестнулся, сам не свой ходит. До того слова не вытянешь, а сейчас вообще не разговаривает ни с кем, молчит. Глазами жгет, прямо как кипятком. Тут дело ясное: он Гуманоиду простить не может, что тот так его перед всеми опарафинил. Эти джигиты такие, пока не отомстят, спать спокойно не будут. Случись чего — мне, что ли, отвечать?
— Ты за Разоева не беспокойся. Ты за себя беспокойся. Понял? Или нет?
— Ну, понял…
— Тогда — отбой связи.
«Козел, — подумал по адресу майора Гусь, отключившись. — Для него же стараешься, а он…»
На спортплощадку Гусев вернулся нескоро и в дурном настроении. Новобранцы под командованием беспощадного сержанта Бурыбы и ассистировавшего ему Кисы как раз подтягивались на турниках. Изобретательный сержант загонял на одну перекладину сразу по двое, причем подбирал пары так, что один из парней был физически хорошо подготовлен, а второй, соответственно, силой и сноровкой не отличался. Всего спортплощадка имела пять штук турниковых стоек, и две группы новобранцев сменяли друг друга через один-два подхода — таким образом, времени на отдых парням отводилось не более пары минут.
— Делай: раз! — покрикивал Бурыба. — Делай: два! И раз! И… Стоп! Зафиксироваться в верхнем положении. Держимся… Держимся… Ждем, пока остальные не подтянутся. Та-а-ак. Держимся. Ждем. Еще один дохляк остался. Опять Сомик, мать твою! Ну-ка, напрягись! Что ж ты, сука такая, товарищей подводишь?
— Не могу я больше!.. — рухнув вниз, просипел Женя. — Пальцы не сжимаются!..
— Держимся, держимся в верхнем положении! — невозмутимо продолжал младший сержант. — Команды «два» не было. Ждем, пока рядовой Сомидзе вскарабкается опять на турник и подтянется. Ждем.
Рядовой Сомик, хоть и вскарабкался на турник, но подтянуться так и не смог. С перекладин один за
