чинкопином, напоминающим каштан, но в основном – желтой сосной (ее гигантские абсолютно прямые стволы взметаются на высоту 60 футов[28]). В лесах полным-полно коров и быков, очень пугливых и диких. Они с громким фырканьем устремлялись стадами прочь при нашем приближении. Некоторые из них были мечеными или клеймеными, остальные, казалось, пребывали в своем первозданном неприрученном состоянии. Они намного мельче, чем северные породы. Но более всего привлекли мое внимание их необычные рога, торчащие по обе стороны головы совершенно прямо, подобно двум железным пикам.
В полдень мы достигли расчищенной делянки земли в три или четыре акра[29]. На ней обнаружился маленький некрашеный деревянный домик, закром для кукурузы (или, как мы сказали бы, амбар) и сложенная из бревен кухонька, стоявшая рядом с домиком. Это была летняя резиденция некого мистера Мартина. Местные богатые плантаторы, имевшие большие дома на Байю-Бёф, привыкли проводить жаркое время года в этих лесах. Здесь они наслаждаются чистой водой и приятной тенью. В сущности, такие лесные приюты для плантаторов в этой части страны служат тем же, чем Ньюпорт и Саратога – для богатых житателей северных городов.
Нас отослали на кухню, где обеспечили сладким картофелем, кукурузными лепешками и беконом, в то время как хозяин Форд обедал с Мартином в доме. В поместье было несколько рабов. Мартин вышел из дома и осмотрел нас, спрашивая Форда о цене каждого, о том, новички ли мы в полевых работах и так далее, а потом стал расспрашивать о рынке рабов вообще.
После долгого отдыха мы вновь устремились вперед, следуя по техасской дороге, у которой был такой вид, будто по ней путешествуют очень редко. Пять миль мы шли по сплошным лесам, не заметив ни единого жилища.
Под конец, как раз когда солнце начало клониться к западу, мы вышли на другую большую поляну, площадью в 12 или 15 акров[30].
На этой поляне стоял дом, гораздо больший, нежели дача мистера Мартина. Он имел два этажа в высоту и широкую веранду со стороны фасада. На задах дома тоже была бревенчатая кухня, а в придачу курятник, зерновые амбары и несколько негритянских хижин. Подле дома был разбит персиковый сад, росли рощицы апельсиновых и гранатовых деревьев. Все пространство было полностью окружено лесами и устлано ковром богатой, ароматной зеленой растительности. То было тихое, безлюдное, приятное место – буквально зеленое пятнышко открытого пространства средь буйства дикой природы. Это и была резиденция моего хозяина, Уильяма Форда.
Когда мы приблизились, смуглокожая девушка – ее звали Розой – стояла на веранде. Подойдя к двери, она позвала хозяйку, которая выбежала на крыльцо, чтобы встречать своего супруга. Она поцеловала его и со смехом спросила, действительно ли он купил «этих ниггеров». Форд ответил, что купил, и велел нам отправляться в хижину Салли и отдохнуть. Завернув за угол дома, мы обнаружили эту самую Салли за стиркой – двое ее маленьких детей играли подле нее, кувыркаясь в траве. Они вскочили на ножки и заковыляли к нам, некоторое время смотрели на нас, точно выводок крольчат, а затем, дичась, снова побежали к матери.
Салли отвела нас в хижину, велела нам сложить свои узелки и присаживаться, ибо она, мол, уверена, что мы устали. В этот момент вбежал Джон, повар, парнишка лет шестнадцати, черный, как вороново крыло, пристально вгляделся в наши лица, затем развернулся, даже не поздоровавшись, и бегом помчался обратно в кухню, громко хохоча, словно наше прибытие было славной шуткой.
Сильно утомленные пешим переходом, едва стемнело, мы с Гарри завернулись в одеяла и улеглись на пол хижины. Мои мысли, как обычно, унеслись вдаль – к жене и детям. Сознание моего истинного положения, безнадежность любых попыток побега через дикие леса Авойеля навалились на меня всей тяжестью, однако сердце мое было дома, в Саратоге.
Ранним утром меня разбудил голос мистера Форда, подзывавшего Розу. Она поспешила в дом, одевать детей. Салли отправилась в поле доить коров, а Джон был занят хлопотами на кухне, готовя завтрак. Тем временем мы с Гарри расхаживали по двору, оглядывая свое новое обиталище. Сразу после завтрака цветной мужчина, который правил упряжкой из трех волов, впряженных в нагруженную бревнами повозку, выехал из лесу на вырубку, где располагалось поместье. Это был невольник Форда по имени Уолтон, муж Розы.
Между прочим, Роза была уроженкой Вашингтона, и хозяин привез ее оттуда пять лет назад. Она никогда не встречалась с Элизой, но слышала о Барре, они ходили по одним и тем же улицам и знавали одних и тех же людей, кого лично, кого понаслышке. Женщины тут же сдружились и подолгу беседовали о былых временах, о друзьях, которых оставили в прежней жизни.
Мистер Форд в то время был богатым человеком. Помимо резиденции в «Сосновых Лесах» ему принадлежало большое предприятие по заготовке леса на Индейском ручье, в четырех милях отсюда, а также обширная плантация и множество рабов на Байю-Бёф, бывшие владением его жены.
Итак, Уолтон привез бревна с лесозаготовок на Индейском ручье. Форд велел нам возвращаться туда вместе с ним, сказав, что последует за нами, как только сможет. Прежде чем мы отбыли, госпожа Форд позвала меня в кладовую и вручила мне, как здесь заведено, оловянное ведерко с патокой для нас с Гарри.
Элиза не переставала заламывать руки и оплакивать утрату своих детей. Форд старался, насколько возможно, утешить ее –
