условностей.
– Спасибо, – шепнули бескровные губы. Шепнули на родном для Лемеха языке.
Найда тихонько заскулила.
– Теперь ты видел.
– Тёмная птица. С молниями. Да, видел. Что это такое, Борозда?
– То, что спит под Зачарованным Лесом, – сухо перебил Месяц. На скулах эльфа проступили алые пятна. – То, что сожжёт весь мир, вырвавшись на свободу. То, что не оставит от него даже пепла.
– Неправда! – Лемех облизнул пересохшие до хруста губы. – Неправда! По воле Спасителя лишь случится такое! Когда исполнится нашему миру срок, и придёт Он для последнего суда!
– Лемех… – Месяцу, похоже, больше всего хотелось сейчас всадить в живот человеку стрелу по самое оперенье. – Не верь всему, что написано в ваших книгах. Но об этом – не здесь!
Совсем рядом, шагах в пяти, вспучилась и затряслась чёрная земля. Обсидиановое острие пробило верхние пласты, выставилось, дрожа и чуть покачиваясь, словно в поисках живой плоти.
– Скорее! – крикнул Месяц кудато себе за спину.
От края Ниггурула словно сама собой раскатилась узкая зелёная дорожка, по ней бегом бежали четверо – трое эльфов и…
И человек. Девушка. Совсем молодая, в аккуратных сапожках, домотканом сарафане с расшитым красными петухами воротом и рукавами.
– Зарёнка! – так и охнул Лемех, выпуская Борозду. Месяц тотчас же подхватил её под руку, однако она даже не повернула головы. Поедала взглядом Лемеха, в свою очередь не сводившего глаз с бегущей девчонки.
Та увидала его, глаза мало что не вылезли на лоб.
– Ддядька Ллемех? Ой, – и у неё подкосились ноги. Двое эльфов едва успели подхватить.
– Зачем она здесь? – тяжело выдохнул хуторянин, не глядя на Борозду.
– Потому что нам нужна человеческая сила, – зло бросил вместо неё Месяц. – Потому что заклятия, сдерживающие зло, требуют… людей. Вот и всё, Лемех. Никогда не требовали, а теперь… всё изменилось.
– Почему?
– Долгий рассказ, – сквозь зубы процедил эльф. – Ты готова, Зорюшка? – голос его как по волшебству сделался тихим и почти что ласковым.
– Э, изверги, вы чего это с ней сотворить надумали?! – вскинулся хуторянин. – На ней кровь, она родных пожгла, перед кругом нашим отвечать должна!
Зарёнка только безмолвно раскрывала и закрывала рот. В глазах плескался ужас, чистый, ничем не прикрытый. За ним не скрывалось даже ненависти.
Зато шагнул, заслоняя её собой, разъярённый Месяц, и его ненависть грозила вотвот вырваться на волю.
– Уймись, человек. Не знаю, что ты сделал с оставленными стеречь тебя – если на тебе их кровь, то берегись! – но эта девочка сейчас важнее всех твоих воплей и негодования. Не суди о чём не имеешь понятия, человек, и, быть может, доживёшь до старости.
– Тиххо! – оскалилась в непритворном гневе Борозда. – Прекратите, оба! Зарёна, дай руку.
Найда глухо заворчала.
Девушка робко подала эльфийке тонкую ладошку, машинально вытерев о подол перед этим.
– Не стесняйся, – без тени улыбки сказала Борозда. Сейчас она изъяснялась на прекрасном человеческом наречии, не прибегая к мыслеречи. – Твой пот никого не оскорбит. Мы должны благодарить тебя за него. Тиххо, Лемех! Я догадываюсь, что твоя стража сейчас лежит в лучшем случае без чувств, – остальные эльфы переглянулись, – но потерпи. Ты видел Тёмную Птицу, Врана Молний, как мы его называем. Да, если он вырвется на свободу, несдобровать всем, и эльфам, и людям, и гномам, и оркам, и гоблинам, и даже поури. Мы не знаем точно, кто он – или она, или оно – такой, откуда взялся и за что его постигла та судьба, что есть. Мы знаем лишь, что должны защищать мир. Любой ценой. Зарёнка, держись за меня крепко. Месяц!..
Эльфу не требовались дальнейшие объяснения или приказы.
Капля белого пламени, словно расплавленный металл, коснулась чёрной плоти Ниггурула, и земля зашипела, словно обожжённая, запузырилась, закипела. Белое пламя погружалось в неё, точно прожигая себе дорогу, постепенно съёживаясь, сжимаясь и угасая. Вскоре оно исчезло совсем, оставив после себя глубокую, почти в рост человека, яму, сходящуюся на конус.
Рядом с ней дрожало, словно в нетерпении и голоде, острое обсидиановое копьё Ниггурула. На кого оно тут охотится? – невольно
