подумал Лемех.
«На нас, – Борозда не скрывалась. – На нас и на вас, человече».
«Это как?! Ничего такого не видел!»
«Потому что мы научились. Мы знаем, как не стать добычей самим и как не подставить других».
– Не верю! – вырвалось у Лемеха.
«У меня нет времени спорить с тобой. К тому же… мы смотрели друг другу в глаза. Ты уверен, что хочешь драться со мной, после того, что мы оба там увидали? Стой спокойно и дай мне сделать дело. Защитить тебя и твой хутор».
Лемех заскрипел зубами, не опуская взгляда. Проклятая ведьма!
Да, было, было. Его и её тела, сплётшиеся, слившиеся воедино, прокушенные до крови губы, запрокинутая голова эльфийки, бьющаяся под кожей жилка на горле, требующая поцелуя.
Морок. Просто ещё один морок.
Но глубоко в его чреслах уже оживал огонь, молодой и ненасытный.
«Такто оно лучше», – её мысль коснулась легко, невесомо, словно прохладное дуновение ветерка.
– Зарёнка… – это было почти поматерински. – Я с тобой. Я с моей верной ученицей. Не бойся ничего. Сходи. Я помогу.
– Что… – дёрнулся было Лемех, но терпение эльфов, похоже, истощилось. У его горла вмиг оказалось два кинжала. Найда сжалась перед прыжком… но Лемех лишь чуть шевельнул рукой.
«Не надо, старушка. Они не хотят убивать меня».
Найда заскулила. Жалобно, отчаянно и безнадёжно.
– Да, Борозда, – голос Зарёнки дрожал.
– Я с тобой, – ласково, умиротворяюще повторила эльфийка, обнимая девушку за плечи. – Твоя боль – моя боль.
– Я… я знаю. Но… страшно! Боюсь…
– Я страшусь вместе с тобой, – еле слышно шепнула Борозда. – И шагнула бы вместе с тобой… но должен ктото оставаться, чтобы вывести тебя обратно? Чтобы указать тебе путь?
– Да… Борозда… – и Зарёнка вдруг порывисто обняла вздрогнувшую эльфийку.
– Иди, дочка, – теперь уже вздрогнул Лемех.
Зарёнка выдохнула и шагнула – прямиком в яму. Соскользнула по отвесному скату и замерла – виднелась только непокрытая голова да глаза, расширившиеся, впившиеся в Борозду.
– Не шевелись, человече, – прошипел предусмотрительный Месяц на ухо Лемеху.
Лемех не шевелился, даже не смотрел на гневливого эльфа. Да и чего на него пялиться, если его же собственная невеста ему уже рога наставила с ним, Лемехом? Пусть даже и в мороке…
Ниггурул, похоже, тоже чтото почувствовал. Земля под ногами тряслась, ощутимо вздрагивала, сами собой вздымались фонтанчики пыли, словно туда одна за другой ударяли невидимые стрелы.
Зарёнка дрожала. Глаза наполнились слезами, руками она обхватила себя за плечи, будто замерзая.
– Сейчас станет легче, дочурка, – голос Борозды полнила неведомая и невесть откуда взявшаяся нежность. Зарёнка громко всхлипнула, утирая рукавом нос.
Исполинская птица там, под землёй, шевельнулась раз, и другой, и третий – опутанная корнями, стиснутая чудовищной тяжестью земных пластов, прикованная к месту додревними заклинаниями.
«Страшно», – Найда вдруг прижалась к ногам Лемеха, словно и не гордая охотничья сука, в одиночку выходившая на любого зверя.
Страшно, да. Лемех только заскрипел зубами – не видать им моего испуга, как своих эльфийских острых ушей! – а Борозда, не отводя взгляда от замершей Зарёнки, простёрла руки у неё над головой и запела – хрустальночистым голосом, невесомым, подобно утреннему туману или осенней паутинке, уносимой холодным ветром.
И чтото столь же холодное, льдистое потекло с её рук, с тонких протянувшихся пальцев, с острых ногтей, заканчивающихся почти кинжальноотточенными остриями. Текло собираемое со всего Зачарованного Леса, поднимающееся от корней травы и раскинувшихся кустов, от соцветий и вьюнков, от водяных лилий и тростника в тихих прудах, от птичьих гнёзд и звериных нор, от всего, что жило и дышало в эльфийских пущах; Лемех ощущал это, словно режущая ледяная бритва гуляла по его щекам.
Голова Борозды запрокинулась, глаза полузакрылись, прогнувшиеся ладони раз, другой, третий прошлись надо замершей человеческой девчонкой – и стены ямины стали сдвигаться, земля посыпалась вниз, поглощая Зарёнку.
Та истошно завизжала, забилась, точно котёнок, которого собираются утопить жестокие горехозяева.
