Теперь фельдшер ощупывал меня от макушки вниз, по всему телу, и я задрожала от страха. Он сжал мне руки и задержался на левом запястье, услышав мой крик. Черт, точно сломано!
Фельдшер выслушал меня стетоскопом, и я мучительно застонала, когда его рука легла мне на ребра. Он потискал ноги, – к счастью, это обошлось без особой боли. Я ощущала каждое прикосновение его теплых рук. Я лежала голая, ничем не прикрытая, замерзшая.
Он приладил неудобную кислородную штуковину, которую вставляют в ноздри. Неприятно, но действительно помогло.
– Холодно, – пожаловалась я, стуча зубами, и он наконец укрыл меня толстым одеялом.
– Бригада семнадцать – восемьдесят четыре возвращается, прибытие через десять-двенадцать минут…
– Водитель не пострадал? – спросила я, когда он закончил разговор по рации.
– Давайте лучше побеспокоимся о вас, – равнодушно ответил фельдшер.
– Какая машина меня сбила?
– Внедорожник, мэм.
– Я запомнила серебро. Серебристого цвета? – Я прищурилась, вспоминая подробности.
– Так и есть, – кивнул он.
Я вздохнула, радуясь, что с памятью все в порядке.
Фельдшер с помощником вкатили меня через стеклянные двери приемного отделения и сразу провезли в отгороженное занавесками помещение. Врачи и медсестры слетелись как мухи. Меня переложили с носилок на каталку.
В течение следующих пяти часов меня тыкали, щупали, просвечивали и пропускали сквозь МРТ. К левой руке подключили капельницу, палец правой прищемили зажимом от какого-то измерительного прибора. Все аккуратненько расставляли по местам. Исследовали прямую кишку, осмотрели влагалище, истыкали меня иголками и тысячу раз перемерили давление дурацким аппаратом.
В те минуты, когда меня не щупали и не осматривали, я позволяла себе поплакать. Мне было очень одиноко, отчаянно хотелось увидеть Райана и чтобы он меня обнял.
Наконец левую руку уложили в лубок – от кисти до локтя. Доктор выбрал голубой бинт – сказал, под цвет глаз. Наверное, он шутил, чтобы меня успокоить.
Пожилая женщина перевезла меня обратно в приемный покой, в то же помещение с занавесками. Через несколько минут вошли врач с медсестрой. Последняя толкала перед собой большой аппарат.
– Мисс Митчелл, я доктор Уиллстен из гинекологического отделения. Анализ мочи показал положительный тест на беременность. Мы хотим сделать УЗИ.
– Что? – В голове у меня все бешено завертелось, и я недоверчиво покачала головой. – Невозможно. Я не могла забеременеть. Я принимала таблетки, вы ошиблись.
Он улыбнулся, записывая что-то в блокноте.
– Вы же знаете, что эффективность противозачаточных не стопроцентная. Вы что-нибудь еще принимали? Какие-нибудь дополнительные лекарства?
Я вспомнила, как меня тошнило после Дня благодарения, но с тех пор прошла не одна неделя.
– Я болела тяжелым синуситом и бронхитом в декабре. Врач выписывал мне антибиотики.
Доктор Уиллстен оторвался от записи и снова улыбнулся мне:
– Они отменяют действие противозачаточных средств.
Меня на секунду отвлек шум за пределами помещения.
– Она здесь, – произнес женский голос.
Я до шеи натянула одеяло, опасаясь, что набегут репортеры или фотографы, и испытала колоссальное облегчение, когда за занавеску вбежал Райан. Он сразу кинулся ко мне.
– Милая, ты в порядке?
Он поцеловал меня лоб. Губы были разбиты.
– Ох, милая, – тихо воскликнул он и окинул взглядом мое тело, оценивая повреждения.
По моим щекам текли слезы – я только и сумела, что кивнуть головой.
– Я собираюсь ее осмотреть, – вмешался мужчина с табличкой «доктор Карлино» на груди. – Сэр, вы не могли бы подождать снаружи?
– Нет! – горячо вскрикнула я, вцепившись в Райана здоровой рукой. – Он останется. Это мой друг.
