Конечно, это был Шестилап. Кто еще кроме него?
Ларион открыл глаза и рывком сел. Автомат уже был в руках. И прежде чем до ведьмака дошло, что происходит, он успел машинально передернуть его затвор, дослать патрон в ствол.
— Осторожнее! — вскрикнул кот. — Так недолго кого-нибудь и пристрелить!
Причем тут он был совершенно прав. И Ларион, сообразив это, тотчас поднял ствол оружия вверх.
Солнце безжалостно било в глаза, и, прежде чем глянуть, что происходит на будущем поле боя, Федоров их протер. Потом посмотрел вниз и тотчас убедился, что его мохнатый приятель прав. Что-то и в самом деле начиналось.
Защитников возле почти восстановленной после взрыва баррикады теперь было раза в два больше. В стороне, на том же месте, что и вчера, стоял мэр. Чуть дальше и правее был дом, обычная пятиэтажка. В окне второго этажа появился человек в пятнистой каске. Вот он исчез, и тотчас из того же самого окна высунулся ствол крупнокалиберного пулемета.
Ну да, подумал Ларион, все правильно: на Бога надейся, а сам не плошай. Даже пулеметчика перекинули от другой баррикады. Действительно что-то намечается.
Он посмотрел дальше, туда, где были враги. Они тоже не дремали. В дальнем конце улицы снова показались боевые машины пехоты. Теперь они ехали медленно, словно настороженно. Солдаты, двигавшиеся за ними, все больше жались к домам, даже не пытаясь их обогнать.
— Думаешь, они решаться штурмовать город без своего атамана? — спросил кот.
— Нет, — ответил Ларион. — Ни за что.
— Значит, сейчас появится ихний ведьмак?
— Появится, никуда не денется.
Сказав это, Федоров окинул взглядом балкон. Плетеное кресло, матрац кота, мусор и донышко битой бутылки на самом краю, поблескивающее, словно крохотный прожектор.
Позиция, честно говоря, удобная для наблюдения, а не для того, чтобы воевать. Между тем лично он теперь может быть полезен защитникам города лишь только как стрелок. Ну а о коте и речи нет. Он хорош лишь в случае рукопашной: кому-нибудь из врагов может горло выкусить. При этом в сражении может понадобиться каждый ствол. Сегодня все будет более чем серьезно. Значит, сейчас необходимо спускаться вниз.
— Пошли. — Ларион встал.
Его тут же ощутимо качнуло к перилам. Тело, затекшее за время сна, протестовало против резких движений. Сделав несколько приседаний и почувствовав, что кровообращение восстановлено, Федоров сделал коту знак следовать за ним и вышел с балкона.
В момент, когда они вышли на улицу, метрах в двадцати от них взорвалась первая мина. Пришлось бежать в ближайшее укрытие, которым оказался подвал, и пережидать обстрел в нем. Как оказалось, он был чуть ли не битком набит людьми. Место Лариону и Шестилапу нашлось только у входа. Впрочем, на большее они не претендовали.
В этот раз на город было обрушено более тридцати мин. Кто-то из прятавшихся в укрытии под конец обстрела, не выдержав, проворчал:
— Совсем от злости свихнулись.
— Либо у них большой запас, — высказал предположение стоявший неподалеку от Лариона толстый мужчина в пятнистом комбинезоне.
— Откуда? — возразил ему тот, который начал разговор. — Это в первые годы после нашествия ведьм каждая шпана, вознамерившаяся захватить наш город, стреляла из большого калибра почем зря. Одна отмороженная банда даже как-то саданула из «града». Ужас что творилось! Однако запасы на военных складах не вечны и большого калибра там было меньше, чем патронов для стрелкового оружия. Так что в последние годы даже пара мин была редкостью. А тут за два обстрела выпустить столько боеприпасов! Нет, они крепко разозлились.
— Ничего, — сказала какая-то женщина из дальнего конца убежища. — Тут мне шепнули, что у нас теперь есть чем им ответить. Нечто посерьезнее их хлопушек, гораздо серьезнее. Мало мерзавцам не покажется. Мы еще повесим из главарей у входа в город, чтобы другим было неповадно убивать карликовых коров.
Ларион покачал головой.
— Да, ты прав, — вполголоса сказал ему кот. — Ничего от них не скроешь. Все всё знают.
Несмотря на то, что про кошек почти никогда заранее не знаешь, улыбаются ли они каким-то своим, кошачьим мыслям или это только кажется, в этот раз Шестилап точно улыбался.
Скрывающиеся в убежище еще о чем-то говорили и, кажется, даже спорили, но Ларион их не слушал. Он вдруг подумал о том,
