Судьбы похожи на хитроумное полотно, они как разноцветные нитки сходятся, свиваются и вновь расходятся, чтобы, быть может, больше никогда не соприкоснуться. Иные нити обрывались, иные путались так сильно, что превращались в одно целое.
А бывают нити, которые выпадают из общего рисунка. Если их не вправить обратно, не вплести, не направить, то они так и останутся вне времени, вне жизни.
Гуреев открыл глаза и понял, что не дышит. Более того, он понял, что не обладает ни телом, ни ногами, ни руками. Его словно вообще не было в материальном мире, будто бы он и был тем самым взглядом, бесплотным обозревателем, невидимым наблюдателем, который никак не может сдвинуться с места. А перед глазами, которых, скорее всего, тоже не было, крутилось разноцветное нечто, огромное и неживое.
Василий отстраненно попытался вспомнить, что же с ним произошло, и у него это получилось. В памяти, одна за одной, появлялись картинки, демонстрирующие хронологию событий.
Вот Гуреев пытается убить незнакомого сталкера, вышедшего к их лагерю возле узкоколейной железной дороги. Но тот активизирует артефакт, и мир превращается в размытое пятно, полное паники и страха. Потом погоня по лесу, охотничий азарт и желание убивать. И плата за самоуверенность – пистолет-пулемет, в прицеле которого только что мелькнула спина сталкера, рывком засасывает в ловушку, в затаившуюся «комариную плешь», где моментально плющит, ровняя в блин плоть и металл. Вспомнил, как, прокусив губу от боли, пытался избавиться от собственной руки, за которую его ухватил и тащил к себе проклятый гравиконцентрат. Как кромсал кожу и мясо ножом, ломая вороненым лезвием лучевые кости.
Вспомнил, как Сан Саныч с Ватсоном оставили его охранять рюкзаки, а сами ушли и больше не вернулись. Не дождавшись друзей, Василий спрятал груз и вещи, притопив их в болоте, а сам пошел мстить.
Вспомнил, как на него напал шатун, как ломал и рвал, а потом сбросил в ловушку, которая предстала перед Гуреевым мгновенно выросшим в размерах и поглотившим его мир черным пятном.
А потом не было ничего. И только сейчас он, по какой-то причине, вновь обрел способность видеть и мыслить. Ожил, если можно так сказать. Вернулся из мертвых.
Или вернули?
– Здравствуй, Василий, – раздался совсем рядом тихий мужской голос, и Гуреев почему-то сразу же представил себе худого мужчину с неопрятной бородой, одетого в драный костюм институтского работника. Он был где-то рядом и нигде конкретно. Как туман, который вокруг.
– Вставай, Василий, – сказал мужчина. – Мне понадобится такой, как ты, помощник. Добро пожаловать за холмы, на изнанку Зоны.
Эпилог
Стеклянные двери медицинского корпуса разъехались, и на улицу, под козырек крыльца, вышел худой мужчина с тяжелым взглядом и рано поседевшими висками. Гладко выбритая челюсть вяло двигалась, перегоняя дымящуюся сигарету из одного угла рта в другую.
Мужчина поднял воротник короткой кожаной куртки, столь любимой у пилотов, зябко поежился от налетевшего ветра. Оценивающе посмотрел на серое осеннее небо и направился в аллею, ведущую к выходу с территории института.
– О, Рус! Здорово!
Его окликнул улыбающийся здоровяк в форме службы безопасности МИВК, протянул широкую как лопата ладонь.
– Привет, Игорь, – Громов поприветствовал знакомого, зашел обратно под козырек.
– Я думал, тебя давно выписали, – безопасник отклонился и окинул взглядом с ног до головы. – Вроде ничего выглядишь.
– Да вот, на процедуры хожу, – Руслан помахал левой рукой, спрятанной в биометрическую варежку, призванную постоянно сканировать и брать пробы.
– Да отрезал бы уж давно и в сторону, – пошутил Игорь, широко улыбаясь.
– Не дали, – тихо ответил Громов.
Игорь осекся, кашлянул от смущения. Громов поднял на него глаза, решил спасти парня от неловкой паузы.
– Ну нет худа без добра, – слабо усмехнулся он. – Если бы не рука, не разговаривали бы мы с тобой сейчас.
– Это точно, – кивнул в ответ безопасник. – Разуваев до сих пор не может твою фамилию слышать без зубовного скрежета. Ты у нас теперь самый злостный нарушитель режима.
– Если бы не они с директором, то режим у меня был бы иной, – Руслан многозначительно поднял бровь, и Игорь понимающе качнул головой. – Как-никак прямое нарушение приказа, угон автотранспорта… А так я теперь ценный объект исследований. Правда,
