Ян кивнул. Догадаться было несложно. Дела, связанные с наркотиками, в Хармонте контролировали итальянцы.
– Так вот, за то время, что я здесь парился, дела пошли в гору. Очень сильно пошли в гору, Джекпот. Скоро здесь наверняка появятся люди, от которых ты сможешь узнать подробности. Я пришёл, потому что хочу предложить тебе долю. Ты можешь войти в дело в любой момент. Хочешь – прямо сейчас. Если у тебя нет денег, я дам тебе в долг сколько скажешь и вложу эту сумму в свой бизнес. Когда ты выйдешь отсюда, она уже не раз обернётся.
Ян задумался. Деньги у него были, они так и остались закопанными под сосной с расщеплённым стволом. Молчал Ян долго, потом сказал:
– Спасибо тебе. Но я не могу это принять. Не по мне это.
Стилет Панини развёл руками.
– Ты сказал, я услышал. Но если передумаешь, дай мне знать.
Подробности, о которых говорил Стилет, действительно вскоре стали известны от новоиспечённых сидельцев. Поначалу бывалые сталкеры отнеслись к новой информации скептически. Однако, когда её подтвердил третий по счёту заключённый, а за ним четвёртый и пятый, сомневаться не осталось причин. Выяснилось, что, в отличие от изначальной, первичной, Зоны, на которой не росло ни единого земного растения, кольцо, новообразованный участок шириною в три сотни футов между старой границей Зоны и нынешней, плодородно. И не просто плодородно, а более чем. В частности, на кольце прекрасно прижились конопля и опиумный мак. Также выяснилось, что опиум и марихуана, добытые из взращенных на кольце посевов, существенно отличаются от производимых в любом другом месте. И отличаются весьма выгодно – в сторону улучшения качества. Другими словами, высочайшей чистотой итогового продукта.
На периферийных участках Зоны появились конопляные и маковые плантации, не принадлежащие, казалось бы, никому. Попытки властей уничтожить всходы успеха не имели. Химикаты через границу Зоны не проникали, огнемётные струи на ней гасли, а взрывчатые вещества не воспламенялись. Армейский спецотряд, посланный уничтожить плантацию вручную, в считаные минуты потерял троих и откатился.
Появились сталкеры нового толка – кольцевые плантаторы, или, как их стали называть, героинщики. Импорт наркотиков в Хармонт сменился на экспорт из него. Вслед за героинщиками в тюрьме появились заключённые новых криминальных профессий – скупщики и контрабандисты.
Однообразной тягостной вереницей тащились друг за другом и уплывали в прошлое дни, месяцы, годы. Места в камерах, освобождённые отбывшими срок и выпущенными на свободу заключёнными, долго не пустовали и заселялись новыми сидельцами. Вместе с ними поступали в «Сталкер хауз» криминальные, завязанные на Зону новости, которые незамедлительно распространялись по камерам и принимались к сведению теми, кто временно вынужден был отойти от дел. Фактически, обитатели «Сталкер хауз» были осведомлены о происходящем в Хармонте лучше его законопослушных жителей. Осведомлены, правда, несколько однобоко, зато в подробностях.
В сотне миль к северу от Хармонта, в долине, что за горным хребтом, стремительно разрастался Рексополис, некогда унылый фермерский посёлок на берегу Чёрного озера. Там выросли новые корпуса Международного института внеземных культур, и туда же, подальше от Зоны, стали перебираться хармонтцы, испуганные расширением девяносто первого года. Цены в питейных заведениях и весёлых домах в Рексополисе были значительно ниже хармонтских, поэтому расслабляться после удачной ходки новые обитатели «Сталкер хауз» рекомендовали именно там. С самими же удачными ходками дела с каждым годом стали обстоять всё хуже. Хлынувшие в Хармонт сразу после расширения рисковые парни хабар по краям Зоны довольно быстро выбрали. И сами во множестве остались там – кучками пёстрого тряпья на серой безжизненной земле. Вглубь, в ещё богатые хабаром места, соваться рисковали немногие. А те, что рисковали, возвращались нечасто.
Особо рисковые и особо везучие вскоре составили новую сталкерскую элиту. Их имена и поступки живо обросли легендами, которые прибывшие в «Сталкер хауз» менее удачливые «коллеги» с придыханиями излагали в тюремном дворе. Ливанец Махмуд, набредший на россыпь «синей панацеи». Лохматый Эдди, четверо суток пролежавший в разрытой могиле, скрываясь от патрулей, и выбравшийся всё-таки, когда его успели уже оплакать. Китаец Ю, Одноглазый Майлстоун, Косой Дрекслер, Голландец Ван Камп…
Последние годы дались Яну особенно тяжело. Тягомотное однообразие тюремных будней, скверная пища, особый, затхлый камерный смрад давили на него, выматывали, высасывали жизненные соки. Спасал лишь спортзал, где Ян каждодневно до изнеможения толкал штангу, терзал боксёрскую грушу и крутил педали тренажёра, на месте наматывая бесчисленные мили. Когда десять лет срока разломались, наконец, пополам и превратились в пять, Ян открыл для себя нового спасителя – библиотеку. Он внезапно пристрастился к чтению, глотая всё подряд – классику, беллетристику, детективы и научные труды в популярном изложении. Когда пять лет усохли до двух, в ход пошёл совет Мясника. Подшивки докладов Института внеземных культур занимали на
