— Там были женщины и дети, — прошептала я дрожащим голосом, — невинные души, которые никому не причинили зла. Если Гиз добьется своего, во Франции не останется ни одного живого гугенота. Я издала эдикт, который даровал им право исповедовать свою веру, а он его нарушил. Я хочу, чтобы его арестовали. Клянусь Богом, он за все заплатит.
— Если вы отдадите приказ об аресте Меченого, он поднимет на бунт всю Францию, — негромко проговорил Бираго.
— Пусть его! — Я, не дрогнув, выдержала взгляд своего советника. — Меченый — государственный изменник. Он должен ответить за свои преступления перед королем — один и без оружия. Подготовь приказ. Пора Гизам узнать, что со мной шутки плохи.
Под слитные крики: «Да здравствует Меченый!» — во внутренний двор втекала нескончаемая вереница солдат с пиками и вооруженных приверженцев Гиза. Во главе этой армии ехал ее предводитель в посеребренных доспехах.
Стоя на балконе своих покоев, я смотрела, как солдаты и приспешники Меченого заполняют внутренний двор. Даже если бы я призвала всю дворцовую гвардию, половина этих людей наверняка отказалась бы мне повиноваться.
— Где коннетабль Монморанси? — сквозь зубы спросила я у Бираго. — Мы послали его вручить приказ. Где он и где вельможи, которые отправились с ним?
— Вот они.
Я поглядела, куда он указывал. Коннетабль в своих потрепанных доспехах ехал вместе с другими вельможами-католиками. На пике одного из них болтался изодранный кусок пергамента — мой приказ.
— Я ввела этого старого негодяя в Совет, — в бешенстве проговорила я. — Дала ему почетное место за нашим столом после того, как Гизы лишили его этой чести. Как он мог пойти против нас?
— Мы знали, чем рискуем, — отозвался Бираго. Даже теперь, перед лицом катастрофы, он держался с обычным хладнокровием. — Предстоит вступить в переговоры. Карл ваш сын и их суверен. У Меченого наверняка есть условия, которые мы сможем обернуть в свою пользу.
— Да, немедля приведи сюда Карла.
Бираго ушел, а я в сопровождении ближних дам поспешно спустилась в парадный зал. Я едва успела дойти до возвышения, на котором под балдахином стояли троны, когда Бираго ввел Карла. Мой сын был испуган и бледен; его окружала личная охрана — жалкая защита по сравнению с ордой мятежных католиков, которые, громко топая, вошли в зал минуту спустя. Они расступились, пропуская Меченого, который целеустремленно шагал прямо к нам.
Мне хватило одного взгляда на его изуродованное шрамом лицо, чтобы приготовиться к худшему.
Бираго подтолкнул Карла. Со стеснившимся дыханием я смотрела, как мой сын расправил худенькие плечи и на удивление ясным и твердым голосом проговорил:
— Господин мой герцог, тебе велено было явиться к нам безоружным. Отошли немедля этих людей.
Меченый отвесил издевательский поклон. На меня он даже не посмотрел — взгляд его был неотрывно устремлен на моего одиннадцатилетнего сына.
— Боюсь, ваше величество, что я не могу этого сделать. Францию захлестывает ересь; будучи католиком, я почитаю своим священным долгом защитить нас от этой скверны, ежели потребуется, то и военной силой.
Он развел руки, и из группы офицеров, теснившихся позади него, выступил коннетабль. Я не сдержала возгласа — рядом с ним обнаружилась знакомая неопрятная фигура. Копна грязно-золотистых волос, лицо с мрачной ухмылкой…
Это был Антуан Бурбон, супруг Жанны Наваррской. Встретив его самодовольный взгляд, я поняла, что совершила чудовищную ошибку. Бираго предостерегал меня: этот неотесанный увалень может оказаться опасен. И вот он стоит передо мной — католический принц, которого Гизы используют, чтобы отобрать у меня регентство.
Я стиснула кулаки. Как могла я быть настолько глупа, чтобы полагать, будто Жанна сумеет удержать непутевого муженька дома, под жениными юбками?
Словно прочтя мои мысли, Меченый одарил меня ледяным взглядом, а затем проговорил:
— Сим я провозглашаю создание Священного Триумвирата, призванного отстаивать католическую веру. Я, господин коннетабль и Антуан Бурбон станем отныне на защиту нашей страны. Всякий, кто не примкнет к нам, будет считаться нашим врагом, и с ним поступят соответственно.
— Регентство мое! — Антуан ударил себя в грудь кулаком. — Ты украла его у меня, но оно мое, и я буду регентом!
Карл рядом со мной напрягся. Я обещала защитить его от Гизов… и сейчас, повинуясь безрассудному порыву, отрезала:
— Нас не интересует мнение пьяных обалдуев!
