остановились. Не своими – моими глазами незнакомка смотрела в другие – прекрасные, как сапфиры. Вбирала в себя каждую черту лица: высокие скулы и четко очерченные губы, тонкий прямой нос с широкими крыльями, придающий лицу выражение красивого хищника. Теперь мы изучали Елизара. «Как же он прекрасен!» – в который раз подумала я. Но, похоже, мысли у нас разные: девушке-вампиру не было дела до моего восхищения. Сосредоточиться на нем она не позволила, а продолжала смотреть воспоминания.
Виски сдавило с новой силой… Чернов плотоядно улыбнулся. В сознании заскользили темные тени. И я почувствовала ярость, которую испытывала тогда: что-то темное зарождалось внутри меня, клокотало, кипело, искало выход, как еще не разверзшийся, но уже проснувшийся вулкан. «Хватит! Прекрати!» – хотелось крикнуть, но на этот раз из горла не вырвалось ни звука. Шею словно перехватило жгутом. На висках выступили мелкие бусинки пота. Я зарычала, выбросив когти, вонзила их в плитки пола. Скрежет разрезаемого мрамора донесся будто издалека. Свет померк. Миг, и видение пропало.
На несколько секунд я стала собой. Боль отступила. Девушка, пещера, водопад – все исчезло, а я будто зависла в темноте. Но ненадолго. Прекрасная незнакомка вернулась в сознание, вздрогнула моим и одновременно своим телом, затем выскользнула из воспоминаний и отскочила от зеркала застывшей воды, будто ее что-то обожгло. Взгляд незнакомки был удивленным, испуганным, растерянным, затем затуманился, стал задумчивым…
«Кто ты? Откуда? Что тебе нужно?.. – Лежа на холодном полу пещеры, я тяжело дышала и мысленно спрашивала ее. – Почему проникаешь именно в мое сознание? Зачем тебе нужны мои воспоминания?» Увы, мои мысли она тоже не слышала. Изображение резко затуманилось, и я начала падать: быстро, низко, совсем как в первом сне-видении.
Со сдавленным «х-х-х» я подскочила на кровати. В комнате темно. Легкий запах одеколона Макса все еще витал в воздухе, хотя парень давно ушел. Опять упав на подушку, я обессиленно сомкнула веки. Вторжение в рассудок ослабило, изнурило. Тело обмякло, но мысли прыгали, путались, скакали.
Стало ясно, что таинственной девушке-вампиру что-то не понравилось в моем воспоминании. Естественно, приятного там было мало. Разве что Елизар. Но не он стал причиной ее изумления, скорее уж я, точнее, чувства, кипящие во мне. Она даже не досмотрела воспоминание до конца. Тогда на поляне со мной что-то происходило. Но ярость ли это, как сказал Елизар? Или нечто другое? Робкое беспокойство шевельнулось внутри, но я тут же вытеснила его. Самое удивительное: переживая те чувства, я смогла выбросить незнакомку из своего разума, пусть и на миг. Тагашев говорил, что во мне просыпается способность блокировать сознание. Неужели он прав и я смогу контролировать вторжение девушки- вампира?
Сонно моргнув, я взглянула на светящиеся цифры часов на полке над компьютерным столиком. Три утра. Хотелось увидеть Елизара, рассказать ему обо всем. Но не среди ночи же? «Утром – на тренировке», – подумала я. Девушка ничего не показала. Торопиться некуда. Я плотнее завернулась в одеяло. Изможденность мгновенно столкнула меня в сон, к счастью, на этот раз без сновидений…
Тонкий, навязчивый лучик солнца настырно лез под веки. Поморщившись, я застонала и, не раскрывая глаз, спрятала лицо под подушку. Сквозь толстый слой пуха до ушей донесся назойливый писк будильника. Утро словно ополчилось, но, вспомнив о тренировке, я отбросила одеяло и поднялась. Контрастный душ смыл остатки сна. Натянув черные джинсы и теплый свитер с высоким воротом, я торопливо собрала рюкзак и спустилась вниз.
Кухня пропахла вкусным ароматом кофе, гренок с сыром и поджаренной ветчины. Ирина неторопливо разливала кофе по чашкам.
– Привет! – Повесив рюкзак на спинку стула, я поцеловала ее в щеку.
– Доброе утро! – Улыбнувшись, мама сполоснула турку и поставила ее в шкаф. – Садись завтракать. Ты на тренировку?
Я села на хромированный стул, обитый светло-зеленой кожей, и принялась за гренки.
– Да. Практика продолжится, и тренировки будут по утрам.
Ирина села напротив. Тонкие брови нахмурены. Мама сосредоточена и явно собирается о чем-то поговорить. Понять, о чем именно, несложно. Учитывая последние события – разумеется, об академии! «За что мне все это?» – мысленно застонала я. Вчера Фадеев, сегодня мама. Конечно, Ирина расстраивается и переживает. Но знаю, что в любом случае она смирится и поддержит. Впрочем, как всегда.
– Я очень переживаю, – предсказуемо начала она. Впившись зубами в гренку, я с удвоенным рвением сосредоточилась на завтраке. – Макс едва не погиб, а если бы не Елизар, погибла бы и ты. Мне очень страшно, Злата.
– У меня лучший наставник, лучший охранник и способности в придачу. Так что переживать за меня еще рано, – пошутила я. Губы оптимистично растянулись в улыбке. Наверное, даже чересчур, потому что моим ответом Ирина не удовлетворилась.
– Я начинаю жалеть, что пошла у тебя на поводу и позволила быть Хранителем, – тихо сказала она.
Едва не поперхнувшись, я уставилась на маму. А вот это уже интересно: раньше таких мыслей у нее в голове не было. Отрезая крошечные кусочки ветчины, есть я их не торопилась.
– По-моему говорить об этом поздно. Я причислена к Хранителям. Мне осталось учиться всего год. – Перестав истязать продукты, я отложила вилку и нож. – Пути назад нет!
Ирина молча разглядывала столешницу. Тонкие изящные пальцы бесцельно вертели чайную ложечку.
– Есть, – наконец отозвалась она. – Ты могла бы…
Закончить я ей не позволила. Слишком хорошо поняла, что она хочет сказать.
– Заниматься живописью! – перебила я. – Забыть о способностях, которые, возможно, нам помогут. Виктор не отступит, и об этом знают уже все. Мам, я всегда хотела быть Хранителем и не буду прятаться!
В кухне повисло молчание, прерываемое только тихой работой холодильника и шумными порывами ветра, доносившимися с улицы.
– Я знала, что ты так ответишь. – Ирина нервно отбросила ложечку в сторону. Раздражена? Похоже, да. – Твой отец говорил то же самое, но чем это закончилось? – Нежный голос Ирины повысился на два тона. – Он погиб, Злата! – В серых глазах блеснули слезинки.
Расстраивать ее вовсе не хотелось. Подыскивая слова, я лихорадочно искала также повод избежать неприятного разговора, и ее речи натолкнули на новую мысль.
– Да, он погиб. А ты никогда не рассказывала, что его имя занесено в Серебряную книгу верлафов, – умышленно сменила я тему. – Видела эту запись в моем личном деле, – пояснила я свою осведомленность и отпила глоток кофе.
Эту запись я действительно видела, когда находилась в кабинете Фомина. Собиралась спросить у мамы, но потом забыла. Насколько мне известно, чтобы имя Хранителя было вписано в Серебряную книгу, нужно совершить нечто важное для клана. Неожиданно для меня щеки мамы залила неестественная бледность, затем точеные скулы порозовели. Торопливо опустошив чашку с кофе, она взглянула на часы.
– Совсем позабыла о времени, – будничным тоном заявила она. – Мне пора бежать. Захар уничтожил мракаура из древнего рода. Отсюда Серебряная книга верлафов, – быстро пояснила Ирина. – Удачи на тренировке, Злата. – И мама буквально выскочила из кухни.
Через несколько секунд тонкие каблучки застучали по полу прихожей. Входная дверь со стуком захлопнулась. Ничего себе скорость! Я моргнула и потрясенно посмотрела на пустой проем. Кажется, тема разговора исчерпана. Неожиданная реакция. О вампире, уничтоженном отцом, знаю и я. Именно из-за него другие мракауры пришли на территорию одной из семей, где мы тогда жили, чтобы мстить. Разорвали и сожгли отца и других верлафов, а мы с мамой остались живы только благодаря Николаю. Она не сообщила ничего нового. Тогда откуда бегство, словно она избегает разговора о папе? «Нет, не избегает», – мысленно вздохнула я. Ей больно даже после стольких лет. А сейчас особенно, потому что знает, что я пошла по его стопам. Возможно, мракаур, охотясь на смертных, набил изрядную оскомину Хранителям. Отец уничтожил его, и лишь поэтому его имя занесли в Серебряную книгу верлафов.
Как выглядит сей фолиант, я представляла плохо. Слышала, что книга покоится в хранилище академии и никогда оттуда не выносится. Да и зачем трогать раритет, если самые важные события из него содержатся в обычном учебнике истории вампиров?
