Тетушкина дрожащая рука берет бумаги.
Бетти ничего не понимает в подобного рода документах! И вообще, если кто должен читать, то Меррон! Это же ее будущего касается.
Нет, такого будущего ей и даром не надо, но интересно же!
- Вы... - голос у Бетти срывается. - Вы действительно...
- Да. Но боюсь, что этот титул уже не наследуется, хотя я имею законное право взять любой из вымерших. Мне предложено три танства на выбор.
Титул? Вот у него еще и титул имеется? Да кто это вообще такой!
Но тетушка не задает вопросов, она дочитывает до последней страницы и берется за колокольчик. Летти тотчас появляется на зов. Небось, подслушивала под дверью и злорадствует.
Она всегда утверждала, что Меррон однажды переступит черту. И опозорит тетю.
- Принеси, пожалуйста, перо и чернила.
- Нет!
- Да, Меррон, - печаль в тетушкином голосе невыносима. - К сожалению, ты не оставила мне выбора. И поверь, для тебя так будет лучше.
Вот почему все берутся решать, что именно будет лучше для Меррон? Почему никто не удосужится спросить ее саму? Она же не дура! И не ребенок! И не рабыня, которую можно передать из рук в руки по договору... у нее права есть!
Но резкий нервный даже росчерк - а прежде тетушка писала очень аккуратно, тщательно выводя каждую буковку - поставил крест на свободе.
- Элизабет, вы позволите побеседовать с вашей племянницей наедине?
Надо же, какая внезапная вежливость. И встает, подает руку, помогая тетушке подняться. Провожает к дверям, ничуть не сомневаясь, что Меррон дождется возвращения. Конечно, куда ей деваться-то? Уксус. Или вены вскрыть, как непокорная героиня в той истории... чтобы ванна с розовыми лепестками. И записка, где Меррон не будет обвинять этот жестокий мир...
Пусть все терзаются и плачут, вспоминая, как несправедливы были.
- Я предполагаю, о чем ты думаешь, - Сержант не стал садиться. Он стоял рядом с Меррон, скрестив руки на груди и разглядывая ее пустыми глазами. - Самоубийство - глупость.
О да, но красивая же!
- Ты сделаешь больно своей тетке, хотя тебе ведь не привыкать. Ты только и знаешь, что мучить ее.
Неправда! Меррон тетушку любит.
- Ты бесишься оттого, что сама не способна понять, чего же тебе надо. А страдает близкий человек. Это неправильно.
Вот только не надо вести нравоучительных бесед!
- Близкие люди недолговечны. Особенно, если их не беречь.
- Да что ты понимаешь!
Меррон не в силах была дольше терпеть этот произвол. Она вскочила, желая одного - броситься прочь. Ну или пнуть этого хама.
- Ничего, наверное.
- Ты... ты пришел и вот так просто...
- Пришел. И просто.
Похоже, с ним даже поругаться нормально не выйдет. И как жить?
- Меррон, если ты и вправду любишь свою тетку, то хотя бы раз в жизни подумай не о себе, а о ней.
То есть, позволить избавиться?
Что ж, Меррон последует столь мудрому совету! Если тетушке Бетти надоело притворяться, что Меррон ей небезразлична, то так и быть: Меррон уйдет.
Гордо.
Независимо.
Она слышала о том, что многие люди, даже знатного происхождения, отказывались от титулов и имен во имя справедливости. И если так, то Меррон примкнет к ним в благом деле усовершенствования мира. А когда мир изменится, то... то тетушка поймет, что заблуждалась. И еще прощения попросит.
Меррон простит. Она же не злопамятная.
То, что семейная жизнь - испытание тяжкое, Тисса осознала ночью. Ну не привыкла она, чтобы на нее руки клали. И ноги тоже, между прочим, претяжеленные. И еще одеяло, в которое норовили Тиссу завернуть, а ей оставалось выпутываться из душных складок. И сопение в ухо. А уже утром Урфин и вовсе прижал Тиссу к себе да так крепко, что всякое желание сопротивляться отпало.
Она так и заснула, утомленная борьбой и странно-довольная.
А проснулась от взгляда.
- Здравствуй, - Урфин был одет и выбрит, и вообще выглядел так, будто собирался уходить. - Я не хотел тебя будить, но...
- Тебе пора?
А она растрепанная. И вообще голая, что недопустимо.
Ужас совершеннейший!
Стыд и...
- Знаешь, а мне даже нравится, что ты все еще краснеешь, - Урфин провел ладонью по волосам. - Не надо прятаться.
Тисса не прячется. Одеяло - это для душевного спокойствия. И вообще ей в ванну нужно. Переодеться. Себя в порядок привести, тем более что...
- Тэсс, как ты себя чувствуешь?
То, что он такой, странно-тихий, Тиссу пугало.
- Хорошо.
Урфина ответ не устроил. Он притянул Тиссу к себе, вместе с одеялом, и поцеловал в лоб. Отстранился. Заглянул в глаза и смотрел долго, не понятно, что пытался увидеть.
- Тебе нужен... доктор? Послушай, Тэсс, я знаю, что иногда девушки, особенно молодые, после первой ночи с мужчиной чувствуют себя плохо. И им действительно нужна помощь. Если так, то скажи мне, пожалуйста.
- А если нет?
- Если нет, то я не буду тебя мучить. Обычай ради обычая - это глупо. Док напишет все, что надо, хотя мне и плевать на бумаги. Поэтому решай сама, хочешь ли ты видеть дока.
Тисса вспомнила те осмотры, которые проводились раз в полгода, и неприятное выворачивающее душу наизнанку прикосновение чужих рук. И взгляд леди Льялл, которая неизменно присутствовала при процедуре, и ощущение грязи, собственной неправильности, остававшееся после всего.
Доктор был хорошим человеком. Он всегда разговаривал ласково. И боли не причинял. А в тот последний раз, когда леди Льялл назвала Тиссу развратной, он потребовал замолчать.
Платок свой дал, чтобы не плакала, хотя Тисса и не собиралась.
Доктор добрый, но...
- Я бы не хотела.
- Хорошо. Но пообещай, что если вдруг ты поймешь, что что-то не так. Или хотя бы заподозришь, ты позовешь дока.
- Обещаю.
- Умница, - Урфин держал крепко, хотя Тисса и не пыталась вырваться. Она старалась не думать о том, что Урфин сейчас уйдет. И когда вернется - не известно. - Теперь еще кое о чем...
Наверняка, неприятном.
- Послезавтра ты уезжаешь.
Что?
