Те взгляды, что разбудили меня, были совершенно иного рода. Никакого интереса, возмущения или радости в них не было и в помине, только тоска, глухая, безнадежная и бесконечная, как вой вьюги зимним вечером. В них не чувствовалось особой опасности, но спать дальше я не мог. Открыл глаза, оглядел просвечивающее сквозь ветви деревьев небо, определил по его цвету и внутренним часам, что уже раннее утро и сел, оглядываясь по сторонам.
Первым делом в поле зрения попала Мэлин, и ее вид не понравился мне абсолютно. Бледненькая, утомленная… нужно будет поинтересоваться, у нее ничего не болит? А смотрит как- то подозрительно, и одновременно с жалостью… как селянка на мужа пропившего выручку за козу. Бр- рр… я помотал головой, отгоняя возникшую неприятную картинку, и перевел взгляд дальше.
Ганик, укрывшись с головой, спит неподалеку от нее на подстилке из старой соломы, на куче листьев лежит несколько сырых птиц… вроде я приказал вчера их пожарить?
Раздражение шевельнулось в душе, и я немедленно бросил на себя привычное заклинание невозмутимости, точно зная, самое дрянное дело начинать день с упреков и выговоров. И вообще сначала нужно разобраться в ситуации, чем больше я смотрю, тем больше она мне не нравится.
Взгляд упал на защитный круг, отлично видимый внутренним зрением, и я сначала искренне порадовался его силе и насыщенности, и только потом начал вспоминать, зачем и в какой момент так его усилил. И про странные взгляды тоже вспомнил, и, холодея от предчувствия, повернул голову в другую сторону.
Ох, спаси святая пентаграмма, только не это!
Однако природное чувство ответственности и воспитанная учителем рассудительность упорно твердили, что это именно то, чего я больше всего не желаю. И почти три десятка волков, волчиц, волчат и оборотней, сидевших редкой кучкой с той стороны круга, где с вечера, как я помню, валялось тело их бывшего вожака, подтверждали это тоскливыми взглядами.
— А где… этот, старик? — подсознательно оттягивая момент объяснения, пробурчал я, не обращаясь ни к кому конкретно.
— Они его утащили… — хрипловатый от усталости голосок Мэлин прозвучал тихо и виновато, — я разрешила.
— Ну и правильно сделала, — поспешил я ее успокоить, неужели она думает, что мне приятно любоваться на трупы противников? — А эти чего тогда тут сидят?
— Ждут приказа, — еще тише сказала Мэлин, — ты же надел пояс вожака.
— Святая пентаграмма! — само вырвалось у меня, и я хотел еще добавить, что это она сама меня подтолкнула, но ведьмочка выдала такое, от чего я разом заткнулся и молчал минут пять, обдумывая ситуацию.
— Так ведь закон стаи, кто победил вожака, тот новый вожак. А если не взять пояс, это не будет считаться победой, и тебя может вызвать любой из стаи.
Ну да, сразу вспомнилось мне, а я просто падал в тот момент от усталости, и особо серьезным противником не был. И если бы кто- то решился со мной сразиться… нет, об этом лучше не думать. Благодарность что ли Мэл объявить, за спасение? Впрочем, спасала она не только меня… вернее и себя тоже.
— А ты что, совсем не спала?
— Нет… немного подремала, — неубедительно соврала ведьмочка, и я хмуро фыркнул.
Додумался тоже, чего спрашивать. А сам- то, доведись оказаться на её месте, неужели бы лег спать? Под взглядами этой стаи, оставив без присмотра усыпленного воспитателя и мальчишку? Ладно, с ней разберусь чуть позже, сначала стая.
— Ну и что мне с вами делать, — обернувшись к молча глядевшим на нас волкам, проворчал я, но ответила снова Мэлин.
— Нужно взять клятву, у всех, даже маленьких. А потом можно назначить помощника… он и будет ими править.
— И как ее брать? — Раз такая умная, пусть объясняет, до сих пор ни один маглор, насколько мне известно, вожаком у зверей не был.
Да я даже не знаю, смеяться мне или плакать? Но точно не радоваться, потому что новая головная боль мне как- то без надобности.
— Подпускай по одному и позволь лизнуть ногу, босую, — как- то обреченно сообщила Мэлин и истерично хихикнула.
— Смеешься? — рыкнул я, пряча под возмущением растерянность, в мозгу вдруг всплыло воспоминание полученных с кристалла сведений, что так оно и должно быть.
— Нет. А потом ты их должен накормить… хоть по кусочку.
Так вот почему она не стала жарить птиц, понял я, но решил поступить по- своему.
— Итак, — объявил я вставая, — раз уж так получилось, подходите по одному и давайте клятву. А потом поговорим. Мэл, ложись спать, тебе хоть часок отдохнуть нужно.
— Лучше я потом… — туманно объяснила она, — а сейчас посмотрю. И как насчет этих птиц?
— Этих жарь нам, на стаю этого мало. Посмотри какие они все худые, их нужно покормить получше.
Говоря это я снимал сапог и разматывал обмотку, чтоб явить оборотням свою бронзовую, когтистую и ячеистую ступню во всей красе.
В следующие сорок минут они проползали по одному в щель, приоткрытую мною в защитном круге, лизали мою ногу и терпеливо ждали, пока я вылечу раны, выращу потерянные клыки и изведу паршу. От всякой гадости вроде блох я избавил их загодя, бросив на стаю очищающее заклинание. Благо оно было давно сплетено и наработано, осенью, прежде чем загнать овец и коз в зимние закуты, селяне приглашали маглоров именно с этой целью.
Но одновременно с лечением и чисткой я ставил на своих новых подопечных магические метки, того рода, что ставят на скот у нас на плато. И волки очень быстро это почувствовали.
— Зачем ты нас заклеймил? — осторожно спросил один из людей, когда я, делая вид, что не узнал, залечивал ожоги тому оборотню, что так нагло наседал на меня вчера.
— По трем причинам. Чтоб узнать самому, если мне повстречается волк, чтоб не попытался вас прибрать к рукам какой- нибудь ведьмак, и чтоб не прибил случайно никто из моих коллег, маглоров. Это такая же метка, как стоит на всех животных плато магов.
— Это хорошо, — подумав, сказал немолодой оборотень, которого я видел впервые, — а почему ты не снимаешь кожу? Или боишься нас?
— Я вас не боюсь, — засмеялся я, — а кожа эта теперь моя… родная. Но об этом я пока не хочу говорить.
— А зря… — похоже, мне действительно пора наказать девчонку за наглость и упорное желание совать нос в чужие дела.
— Мэлин! — Ледяным голосом оборвал я неоконченную фразу, — у тебя мясо пригорает.
— Не пригорит, — буркнула она упрямо, — а про кожу они лучше знают.
— Мэлин, — притворно ласково протянул я, — не зли меня. А то уснешь.
— Вот тогда мясо точно пригорит, — настырная девчонка никак не хотела униматься, — а Ганика лучше не будить.
Что Ганика лучше не будить я знал и сам, незачем обычным людям видеть такие ритуалы, ему и вчерашней схватки на всю жизнь хватит для рассказов внукам, но перепираться при волках с Мэлин я тоже не желал. Потому просто бросил на нее временное онемение и отвернулся к следующему волку.
Мой невероятно обострившийся за последние дни нюх помог спасти наш завтрак, обед, а возможно и ужин. Едва ощутив запах начинающего пригорать мяса, я бросил на котелок охлаждающее заклинание. На злые, как у вчерашнего оборотня глаза ведьмочки я смотреть не стал, отвернулся и продолжил ритуал, оставалось всего несколько волчат.
— Сначала сказать вам мои правила или покормить? — Окинув привольно разлегшихся в защитном круге подданных строгим взглядом, спросил я старшего оборотня, мысленно сдвигая в сторону защиту.
Проверим тебя на искренность, дружок, и от этой проверки будет зависеть твоя дальнейшая
