придерживаться. Равно как и подчиняться закону. Закон для всех един...
Лан Добрый упал на стул и обеими руками вцепился в бороду. Наемники склонились друг к другу, Кайя мог бы услышать, о чем они шепчутся, но это ему было не интересно.
Кайя поднялся.
- Я не признаю ни Республики, ни Совета. В протекторате я есть высший закон и высшая власть. И любой, кто откажется этой власти подчиниться, является мятежником. Как с мятежником я и буду с ним поступать. У каждого есть время сделать выбор. В первый день осени моя армия выдвинется к Городу и достигнет его не позже, чем через два месяца.
- Вы, кажется, не понимаете...
- Я понимаю, - Кайя разглядывал человека, который все еще был уверен в собственных силах, - что запертые ворота города, крепости или иного поселения, будут являться свидетельством заблуждений, в которых пребывают его жители. Я не стану щадить эти города. Возможно, мне придется уничтожить один или два, или три, или десять, прежде чем остальные осознают, насколько неразумно хранить верность ложным идеалам. Что до некоторых... ограничений, то я действительно не буду выступать против своего народа. Но я не считаю своим народом тех, кто отвернулся от моего дома.
Смешок, но уже нервный. Человеку страшно, однако он не готов признать себе, что боится.
- Вы зря рассчитываете на стены Города и пушки. Для меня они не являются преградой.
- Ложь, иначе вы бы не бежали...
- Я не бежал. Я ушел, - Кайя не без удовольствия ощутил, как страх разрастается, меняет окрас. - Мне гораздо удобнее согнать вас всех к Городу и уничтожить, чем захватить Город, а потом несколько лет отлавливать по лесам.
Он надеялся, что Иза подчинилась.
Шея сломалась почти беззвучно.
- Мятежник не может рассчитывать на снисхождение. Взывать к справедливости. К закону. Правилам. Но у вас есть еще время принять верное решение.
Молчание. Нервозное. Натянутое.
Кайя разжимает руку. Тело уберут, из комнаты, из Кверро. И этим троим, что уставились на мертвеца, будет что рассказать по возвращении.
И все-таки он медлит, прежде, чем обернуться. Ему страшно заглядывать в глаза Изольды, но с этим страхом справиться проще, чем с остальными. Да и в ее глазах нет ни страха, ни отвращения.
Глава 33. Отключение
Забравшись на подоконник, я разглядывала узорчатую решетку и думала. Мысли были не то, чтобы невеселые, скорее уж странные.
Кем я становлюсь?
Не Кайя, но именно я сама. Мне ведь не жаль Игэна Безземельного. Не потому, что он заслужил смерть. Не потому, что при возможности расправился бы и с Кайя, и со мной, и со всеми, кто находится в замке. Не потому, что смерть его выгодна теми слухами и сомнениями, которые она породит.
Мне просто не жаль.
Ни абстрактно. Ни по-человечески. Никак вообще.
И переживаю я скорее из-за отсутствия жалости, которая была бы естественна в данной ситуации. Хоть ты истерику устрой, чтобы человеком себя почувствовать... но на слезы не тянет, а швырять чужую посуду - невежливо, да и до посуды этой далеко добираться. Рядом же со мной лишь фетровая шляпка, а ее швырнуть рука не поднимется.
Он держится рядом, но в стороне, тактично не мешает мне предаваться самокопаниям.
И молчит. Минуту. Две. Десять. Невыносимо слушать тишину.
Он садится на пол, рядом, прижимается щекой к моей ладони.
Его шрамы на голове не исчезли. Почему-то мне казалось, что если Кайя избавиться от блока, то и от шрамов тоже. Но эти безопасны, в отличие от тех, которые внутри.
На душу гипс не наложишь.
Он жмурится и запрокидывает голову, позволяя гладить шею. Черного за эти дни стало меньше.
Когда он вот так на меня смотрит, у меня голова кругом идет. И краснеть начинаю, как девочка.
А я думала, что есть время до осени. Осень ведь еще не скоро.
Как-то не по вкусу мне нынешнее его настроение. Что за лирика декаданса? И захватив рыжую прядь, дергаю.
- Выкладывай.
Вот тебе и мирные семейные посиделки.
Когда же это все закончится?