бумажки и лепестки цветов. Я ускорилась.
Не успела разобраться и понять, каким образом они меня с ходу опознали, как толпа расступилась и я оказалась лицом к лицу с Никосом Казидисом.
Ник сидел на высоком стуле под моим огромным портретом и держал в руках гитару. Лишь только я открыла рот, чтобы высказаться — долго, почти цензурно и очень подробно, он провел пальцами по струнам и запел в микрофон лиричную песню «Я люблю тебя» Йоргоса Феофануса.
Рот я все же закрыла. Для меня перекричать этот рев сложно, но можно. Беда в том, что под ногами сновали вездесущие узкоглазые японские туристы, которые шарили по сторонам миниатюрными видеокамерами и бесконечно щелкали фотоаппаратами и мобильниками. И я совсем не жаждала позориться перед начальством и всем миром в YouTube. Достаточно одного Манхэттена.
Никос закончил серенаду и подошел ко мне.
— Прошу твоей руки и сердца! — И опустился на одно колено.
Я вперилась в гитару пламенным взором революционерки, страстно жалея о невозможности сделать мужу красивый — а главное, заслуженный! — «испанский воротник» и хотя бы отчасти взять реванш. О харакири кое-кому брюнетистому я вообще молчу. Кровожадность — мое второе «я».
— Ой! — сказала многими голосами площадь. — Соглашайся, Джул! Та-ак романтично!
Я стояла и чувствовала себя обманутой. Нет! Дурой! Абсолютной! Со знаком бесконечности!
— Бери мужика! Бегом! — пихнула меня в бок громадная афроамериканка со встроенным «задним бампером» в виде квадратной полочки под кружку пива. — Уведут же!
— Si, si![20] Такие на дороге не валяются, — поддержала ее латиноамериканка с выводком детишек, цепляющихся за юбку.
— Угу! — поддакнул гей с голубыми волосами и приметным макияжем.
— Есть желающие? — подняла я бровь, вспоминая перечень побед Казидиса. Примерно столько дам на этой площади как раз и обреталось.
— А то! — подтвердила женская половина присутствующих, дружно кивая и строя моему мужу глазки. — Мигом расхватают!
— Тогда пусть хватают! — отбоярилась я и, развернувшись на пятках, гордо пошагала босиком на работу. День был безнадежно испорчен. Мироощущение сузилось до размеров свиньи и давило на совесть. Совесть грозила иммигрировать уже в который раз…
— Постой, Джул! — В вестибюле меня все же догнал этот провокатор. На его лице явственно виднелись следы нервного истощения — глаза ввалились, кожа туго обтянула скулы. — Почему ты меня отвергаешь?..
Никос развернул меня к себе лицом и заглянул в глаза. Что он там искал? Наверное, то, что я недавно потеряла с его помощью. Саму себя…
— Не надо, — тихо прошептала я. — Все слишком далеко зашло. Это уже не игра!
— Это никогда не было игрой, — прошептал мне муж в волосы, вытаскивая шпильки. — Это всегда было правдой — я люблю тебя!
— Я знаю. — И я действительно знала. — Но это делает мне лишь больнее…
— Пойдем со мной, любимая. — Никос не обращал внимания на прилипшую к стеклам толпу. — И я покажу тебе мир…
— Это не ново для меня… —
— Мир для тебя и меня…
— Такого мира не существует… — Я плакала молча и бесслезно. Только он этого, увы, не замечал.
— Он есть у нас, нам лишь нужно принять его… Люблю тебя, мой пламенный ангел…
— Ты не можешь… — В горло не протолкнулось волшебное запретное слово.
— Могу…
— Прости…
— Люблю…
— Мисс Людака… — Из лифта появилась взволнованная начальница одного из отделов. — Ой, извините, пожалуйста! — Смутилась, увидев нас с Никосом. — Мисс Людака, ваше присутствие крайне необходимо!
— Казидис!!! Миссис Казидис! — Кого-то не исправить даже гильотиной!
— Да, иду, — отодвинулась я от единственно нужного, а потому недоступного мне мужчины. У меня сегодня был неурожайный день — на райском острове не было ветра… и бананы с кокосами для аборигенов на землю не падали.
— Джул! — Никос удержал меня за руку. — Это не потому, что у тебя мои закладные…
— Откуда мне знать?.. — подняла я бровь и грустно усмехнулась. Не отмолить мне нагромождения лжи любимому.
— Зачем?! — В глазах Ника поселились сердечная боль и неубиваемое упрямство. — Это все и так до последнего цента твое! Вместе со мной!
Один вопрос — и душа наизнанку, в агонии и муке.
— Каждого ведет свой долг, Никос, — прошептала я. — И ведет иногда в разные друг от друга стороны.
— Я не отступлюсь! — сжал он кулаки. — У меня нет выбора!
— У меня тоже, — созналась я.
Меня ждали котировки акций, холодная постель и разбитое сердце…
Свободный выбор? Как же! И что из чего следовало выбирать?..
ГЛАВА 27
Если ревность превращает мужей в Минотавров, то как назвать их жен?
— Джулиэн, ты можешь объяснить мне, что происходит? — задал резонный вопрос Грег, пока мы по- партизански пробирались офисными катакомбами к запасному выходу.
Высокий, хорошо сложенный, представительный мужчина сорока лет никак не мог взять в толк — какого рожна мы маскируемся на местности. Еще больше его поражало и удивляло, что при каждом постороннем звуке я вздрагивала и чуть ли не залегала в окоп для оценки ситуации.
Мимолетная лукавая улыбка коснулась моих губ. И пропала, смытая тайной сердечной тоской.
— Тсс! — прижала я палец к губам. — Тут случились непредвиденные обстоятельства…
— Это связано со стихийной демонстрацией около твоего здания? — проявил некоторую догадливость Грег Лаваццо, мой деловой партнер и хороший друг. Правда, меня терзали смутные сомнения, что мы несколько по-разному понимаем значение слова «друг», но в подробности я предусмотрительно не вдавалась. Молчит — и ладно. Спасибо и на том.
— Н-ну-у… как-то так.
Мы достигли черного хода и мелкими перебежками добрались до машины Грега, по дороге расшугивая затаившихся у черного хода курильщиков. Правда, я, опасаясь вражеских демаршей благоверного, настойчиво предлагала итальянцу прогуляться пешком, на самом деле до ресторана через Централ-парк от силы десять минут ходу, но на улице моросил дождь и запал мой пропал втуне. Я и сама вскоре согласилась, что бродить под дождем как-то… не комильфо. Да и статус не располагает.
Собственно говоря, сегодня обычный деловой обед грозил перейти в жестокую диету, а то и
