мрачной подавляющей, воспротивится вирусам чумной деградации как клетки так и организма? Может. Она уверена в том, может! Даже самый густой мрак способен отойти и развеяться, уступив место свету, и то что в темноте бурчало, страшило и давило, при свете вызывает смех и удивление себе самому. Как мог бояться фантомов, теней, поддаваться влиянию видений, надуманному себе самому?
И не нужно ждать «свет» снаружи, нужно найти его внутри себя. Даже в самом опустошенном состоянии, в самой жуткой подавляющей ситуации – маячок все равно есть, все равно работает, только не сдавайся – ищи.
И она нашла.
Эксперимент, – решила Стася. Так проще выдержать и продержатся, так больше шансов не только сохранить себя, но пусть одному, двум подарить сомнения в норме их мышления, правоте жизни которой живут, заставить думать и реально смотреть на мир. И научить тому, что от рождения дано любому человеку – свободе и любви. Любви к себе и окружающим, к миру, даже к палачам. Какая тьма такой свет выдержит? Свободе веры, слова, мысли. Какой режим тогда не пошатнется?
Женщина приободрилась и перестала гнать от себя понимание, что ей не выбраться, ее не вытащат. Невозможно: неизвестно как, чревато – не исследовано, не налажено. Поэтому в параллели экспедиций не было. И нечего ей ждать, а нужно делать. По тем данным, что получают ученые, служащие оуоробо через нее, они смогут воссоздать картину этой реальности, создать базу для изучения и возможно, смогут противостоять экспансии и влиянию этого мира на свой.
И нет обиды – есть благодарность. Она не зря живет, жила, а доведется умереть здесь, так тоже не беда – и это будет с толком. Она послужит делу и поймет себя. Лицом к лицу с собой побудет и узнает кто она на самом деле.
Легко быть сильной, цельной личностью в окружении себе подобных, рожденной выращенной в любви и уважении, живущей в мире, где каждый человек воспринят человеком. А ты попробуй, сохрани себя в том мире, где каждый сам за себя, где ты «белая ворона», где ценится не человек, не личность, приоритеты вечных ценностей, а предательство, изворотливость, ложь, подлость. Где человек лишь орудие и средство государства и права только два – родится, умереть. И никому нет дела что ты, как, не интересны мысли, чувства, мнения никто не спросит. Ты зомби. Вещь, предмет, оружие труда, возделывающее чужое поле и не на благо всех, а только лишь хозяина его, а на себя – фиктивно. Попробуй пронеси и сохрани частичку того мира, что напитал и воспитал тебя, фактически взлелеял, как ласковая мать в руках любви, через эту бездну мрака, неверия, злости, корысти, и подари его. Получится?
Стася не знала, но знать и не хотела – появилась цель, а вера укажет к ней дорогу, и глупо задаваться пустыми вопросами. Они что кустарники у дороги, как чертополох – растут и пусть. Среди зарослей дорога только четче.
Тео переодевался, когда Стася зашла в комнату. На обнаженной спине были видны белесые шрамы. Они струились длинными тонкими полосами от лопаток к пояснице, убегали по ребрам к груди.
Что он прошел? Откуда эти раны? – замерла женщина, с трудом сдержав себя, чтобы не прикоснуться с ним. Парень обернулся, хмуро глянул. Натянул футболку, рубаху сверху застегнул и сел, пропуская товарища к постели.
Стася села и увидела открытый шкаф соседа, в котором на полукруглой полочке стоял стакан с чаем и долькой лимона, лежала тарелка с двумя пирогами. Тео начал кушать, размеренно двигая челюстями. У женщины слюна пошла. Немного в забытьи голода, минута в его власти и Стася заулыбалась, посмеиваясь над собой, над Тео.
«Чего?» – одарил тот взглядом как огрел.
– Забавно, – еще шире расползлась улыбка. – Приятного аппетита.
Парень на пару секунд замер, исподлобья рассматривая ее и продолжил трапезу.
Ну, как не посмеяться? Ни одному из ее группы, центра, целого мира, не придет в голову кушать в одиночестве, поглощать пищу, не предложив товарищу. А здесь – нормально.
Интересно, что он чувствует? Ничего? Или все же что то шевельнется? На какой минуте он сообразит, что что то не так, забеспокоится ли, разозлится? Предложит, спрячет, отвернется? – с пытливой насмешкой, уставилась на Чижа – Тео.
Ей не было обидно, горько – ей было любопытно, почти как матери, которая кормит голодного сына, любуется им, радуется за аппетит и то, что приготовленное ему нравится, и ждет терпеливо, когда он обратит на нее внимание.
Филосов поерзал – видно неуютно стало. Взгляд то к ней, то в сторону, движение челюстей все медленнее. И вот вовсе прекратилось. Парень с трудом сглотнул пищу, хлебнул чай, в раздумьях глядя на оставшийся кусок пирога, и положил его на тарелку, хлопнул створкой шкафа.
– Чего ты в душевой полез? – спросил вдруг.
– Тебе не понять.
Парень закашлялся, подумал и выдал:
– Ты выбрал паршивую роль. Не знаю, что ты на этот раз задумал, но чувствуется, что пакость редкостная. Только зря извращаешься, понял?
– Понял, – с готовностью кивнула Стася, продолжая улыбаться и поглядывать на Тео снисходительно и сочувственно. Она его любила и не могла скрывать.
Почти год Чиж был рядом, а она не думала кто он, как, что ей, что она ему, а тут вдруг осенило! Бывает же…
А в сердце радость – поняла! Пусть поздно, пусть в таком вот глупом положении, разбитом и опустошенном состоянии. Пусть перед ней не совсем Чиж, а его двойник чуть помоложе. Но так же смущается, отводит взгляд, смотрит, поворачивает голову, кушает. Один в один.
Так жаль, что тот так и не узнает, что любим. Но с другой стороны, если сказать отражению в зеркале: ты прекрасно, то человек, смотрящий в него, почувствует подъем, повысится настроение, разгладятся морщинки, улыбка окрасит хмурое лицо. Стася как раз находится в зазеркалье, в том мире, что отображает ее в одном из вариантов развития. В какой то миг, в какую то точку отсчета произошло изменение, возможно незаметное сперва, но привело в итоге, к тому, что есть. Сугубо технократический путь развития во всей красе. Однако, в остальном все те же люди. Она и он…
Правда, здесь она мужчина.
Стася засмеялась – тоже интересно. Что это значит? Слишком много в ней мужского? Слишком логична и упряма? Рациональна? Чиж вон всего лишь лет на пять моложе, угрюм и недоверчив. Но и дома он недоверчив. Сколько его отогревали? Отогрели же. Возможно и ей пора немного измениться, перестать держаться за мужское, глушить желание любить и быть любимой, признаться хоть себе, что защищать себя она может, но рядом с любимым хочет быть под его защитой, что силы хватит выдержать и прессинг и бои без правил, положить взвод бойцов, и стадо динозавров, но хочется все это позабыть на пять минут, на час от силы, слабой стать в объятьях любимого мужчины.
Вот странность! Что же надо было ей пройти, чтобы понять и признать, что знала, но старательно отодвигала! Понять, что любит и рада быть любимой, глядя на отражение Чижа!
А что же ты в глаза ему то не сказала? Убогая! – качнула головой.
– Ты чё лыбишься?! – закипел парень. Его нервировал взгляд Стаса, смущал разум.
– Неуютно? – рассмеялась женщина. – Ты так забавен, когда злишься.
– Хочешь, чтобы я тебе в зубы дал? – качнулся к ней, а злости в глазах нет – растерянность и удивление. Только ей или себе он удивлялся?
– Пирожок?
– А! – понял свое. Вытащил пирог, протянул. – Фреш.
Стася голову склонила, пряча улыбку и, развела руками:
– Нет твоего фреша.
– Тогда отвали! – положил обратно и хлопнул дверцей шкафа, задвинув ее. – Тебе предлагали оплату.
– За что? За помощь? А ты бы взял?
Тео не знал, что ответить, с минуту соображал, подбирал слова, а выдал неожиданное:
– Не подловишь.
Интересно, какими путями шла его логика?
