прошли дезинфекцию и так же молча прошли по коридору совсем другую раздевалку у бокса.
Чиж раздраженно оглядел незнакомое помещение и чуть не сплюнул с досады:
– Маму вашу, конспирацию! Все мудрите! На кой ляд, спрашивается?!
Иштван покосился на него и, выбрав себе шкаф, начал переодеваться. Иван опустился на стул и начал стягивать ботинки. Молчание затягивалось и все больше раздражало.
– Где она? Почему ее отправили на задание, а нас оставили? Хоть это то ты объяснить можешь? – не сдержался Чиж. Сван проходя мимо, бросил:
– Для начала не мешает в душ, чтобы горячку с головы смыть, потом уж спрашивать.
– А у тебя вопросов нет?!
– Масса, – заверил. – Но психовать из за отсутствия ответов не собираюсь.
Николай осел. Чертыхаясь стянул куртку и ботинки:
– Ничего не меняется, ничего. Сколько бы лет или веков не прошло, как были спец службы, так и остались и понятно, строго во благо человечества.
– Если бы не они, человечества возможно вообще бы не было, – тихо, скорее для себя чем для товарища, сказал Борис, скидывая в шкафчик амуницию.
– Чушь, – фыркнул Иштван. – Но версия удобная.
– Есть очень много фактов идущих в разрез с ортодоксальной наукой. Я бы не исключал ни одну версию, даже самую бредовую.
– Ну, ты у нас эрудит, тебе виднее, – проворчал Сван.
– Начнем дискуссию на тему несовершенства научных исследований и выкладок? – недовольно уставился на мужчину Чиж. – Меня лично другая тема интересует.
– Можешь не озвучивать – ясно какая, – буркнул Федорович. – Только со всеми вопросами и претензиями – к начальству.
– А ты кто?
– Я все что мог и знал – сказал!
– А меня больше двойник Станиславы интересует, – влез Ян. – Нет, серьезно, ребята: что получается, понимаете? Она взяла и растворилась. Как это может быть? Но было. А раз так, значит она… призрак, проекция. Но чего, кого, как появилась? Почему? Как мы не заметили что она… э э э… эктоплазменный образ.
– Абсолютно идентичный Русановой, – кивнул Иштван.
– Да! Случайность? Именно так бы объяснил тот же граф, но мы то понимаем, что случайность, сестра закономерности. А если так, то что?
– Что?
– Оуроборо напрямую сотрудничает с «Индиго», а этот отдел напрямую занят исследованиями в области тонких полей и оба курируют исследования в области прилегающих к нам параллелей. Если взять во внимание происходящее не только в центре, и ссумировать факты, получится интересная картина. Давно доказано, что катастрофы имеют закономерное проявление амплитудного характера. Высчитать планетарные катаклизмы дело пяти минут. Однако последнее их проявление выходит за рамки научной догмы и имеет явно спонтанный характер.
– Это то тут причем? – озадачился Пеши. Чиж же уставился на парня, чувствуя, что он может выдать полезную информацию.
– Вроде не причем. Но… Те же экстатические проявления в средней полосе? Проявления вне Центра людей пропавших при непонятных ситуациях. Возникновение не зарегистрированных граждан, которые несут чушь о странах, которых мало нет, но никогда и не существовало.
– Намекаешь на расширения зоны так называемых временных дыр?
– Истончение границ, дестабилизацию полевых структур. Это же явно!
– Стася причем? – спросил Чиж.
– Стася? – Ян пожал плечами. – Вообще то я имел ввиду графа и эту… ну у…
– А они каким местом в этом замешаны?
– Понятия не имею. Другое интересно – началось все с их появлением. Вы же сами заметили, что пошли неприятности и у нас, и в Центре и на планете.
– Если следовать твоей логике, сейчас все должно наладиться, правильно? Графа нет, эта дематериализовалась.
– Если я прав и они замешаны.
– Оба? – поинтересовался Иван. – С размахом мыслишь. Хотя… я бы не стал отметать твою версию. Граф действительно мог исказить историческую ленту, что неминуемо привело к искажению пространства, а это в свою очередь…
– Позволило проявляться эктоплазменным проекциям из других миров у нас! Что и произошло! – выставил палец Борис.
– Согласен, – кивнул Сван, обернув полотенцем бедра. – Только если до этого дошли вы, сто процентов, еще до вас дошел Оуроборо. Так что ничего нового вы не открыли.
– А Стася то причем?! – спросил Чиж, страдающий от нетерпения. Зумные речи сейчас его раздражали – ясности хотелось, пусть плоской как армейский устав, но четкости, чтобы «ать два» и на первый – второй расчитайсь! Здесь граф, здесь призрак, здесь Стася, здесь Оуроборо – и все понятно. Но его мечта не сбылась – патрульные дружно пожали плечами и пошли в душевую.
Чиж чертыхнулся в сердцах, и, потерев затылок, начал складывать сам. Выходило что то сродное статье из околобредовых желтых газет его времени. Что правда, что вымысел – пойди разбери.
Они не вышли – выпали из кабины лифта, растянулись на платформе. Над головами просвистели заряды, сплавили кабину. Патруль открыл ответный огонь, но силы были неравны. Поднятая по тревоге охрана видно прибыла на стоянку планеров всем федеральным составом и жалеть ни себя, ни технику, ни тем более своего «плененного» товарища не собиралась.
– Освободите меня! – рыкнул Тео. Лежать спеленатым под огнем и рисковать умереть не за грош, как баран на закланье, он не желал.
Вит лишь глянул на него. Менять планы капитан не собирался. Рывком подхватил Стасю и рванул влево под прикрытием ребят, к ближайшему планеру. Женщина не успела ни возмутиться, ни с Тео попрощаться. Она продолжала отстреливаться, автоматически нажимая на спуск. Ее несло, противники падали, заряды не попавшие в цель высекали снопы искр из платформы, каркаса, планеров. Грохот, вжиканье, крики, пеленг сигналки, скрежет конструкций задетых огнем; серо синий пластик платформы, темные очертания машин, силуэты в защитной форме и шлемах – все смешалось, хороводило и не давало сообразить, что расставание с Тео уже произошло, что он уже там, за незримой полосой – границей, в своем мире, привычном к военным действиям, мрачном в своей необдуманной жестокости. Она же уже выпала из него, ушла не заметив. Последний миг, перед тем как ее закинули в планер и крик Чижа, перекрывающий какофонию боя:
– Я люблю тебя, слышишь?!!!
Стася рванула назад, но Кир и Дон, ввалившиеся в салон планера, захлопнули дверцу, заклинили замок, возведя меж Русановой и Филосовым преграду из тонированного стекла. Парень пытался подняться и что то кричал ей, а она не могла открыть дверь и вернуться к нему. В миг, враз решилась то что не могло пройти иначе, иначе сложиться, но если это было ясно изначально и ей и ему, и почти принято, почти усмирены в душе и сердце чувства и личные желания, то сейчас вдруг они прорвались, возмутившись, взбунтовавшись.
Она хотела к нему, за ним и рвала ручку двери, мечтая снести преграду. А планер уже гудел, набирая высоту. Еще пару секунд и не вернуться, не достать, не забрать…
В тот момент, когда злосчастный замок был разблокирован и Русанова хотела спрыгнуть на платформу, два выстрела, два заряда из залпа достались стремящимся друг к другу. Тео сшибло, откинуло на перекрытие у оградительной зоны, в горле Стаси словно взорвался мини детонатор и она, еще не понимая что ранена, не принимая, что ранен, а возможно убит Тео, выпала бы из планера обратно, в жесткие объятья его мира, и осталась бы там навечно. С ним. А почему нет? Разве это того не стоит?
Как глупо, как странно, – мелькнуло в голове: падать вниз, к нему, в жуткий мир, с которым не хочется встречаться и в бреду, и жалеть об одном, что в своем, уютном, дружелюбном мире я не смогла понять себя
