шаре.
И тут в каюту вошел царевич. Андрей даже присвистнул от удивления, а Меншиков чуть ли не сел в кресло, но Александр Данилович удержался и протянул мальчику головной убор.
Это была не треуголка. Это была каска, на которой красовалась эмблема, придуманная царевичем и Андреем.
В дверь каюты постучались, и в проеме появился уже знакомый Андрею штаб-офицер.
— Прибыл князь Ельчанинов.
Силантий Семенович поднялся по трапу. За ним швед, а уж потом Никифор Стахеев. Проследовали в каюту государя, на пороге встретились с Андреем Золотаревым и царевичем.
— А ты Силантий Семенович переживал, — молвил эстонец, обнимая князя, — что может, быть не увидимся. Видишь, свиделись.
Ельчанинов улыбнулся, взглянул на царевича. Похвалил его форму и вошел вслед за пленным в каюту.
Петр Алексеевич сидел в кресле и покуривал трубку. Его друг — Александр Данилович стоял у окна, и смотрел на озеро.
— А, Силантий Семенович, — проговорил царь, — рад тебя видеть. Князь поклонился и молвил:
— Шведам известно о твоем появлении государь, — затем ткнул локтем в бок шведу и добавил, — говори.
Пленному и толмач не понадобился, чтобы понять, что от него хотят, а вот Петру. Он взглянул на Меншикова:
— Зови толмача Алексашка!
Ладога была одной из десяти древнейших крепостей. Располагалась она на мысе при впадении реки Ладожки в Волхов. За всю свою историю она постоянно подвергалась атакам шведов. Им даже удалось ее захватить в тысяча триста тринадцатого году, но вскоре они вынуждены были ее покинуть. Все последующие попытки, вплоть до тысяча семьсот первого года были тщетны.
Телега, на которую был погружен «андлар», медленно въехала на территорию Ладожской крепости, через единственные ворота. Вслед за ней на конях Золотарев и царевич, чуть отставал небольшой отряд из летчиков, состоявший из трех бывших монахов и Егора. Воевода склонил голову в поклоне, и молвил, приветствуя царевича:
— Рад вас видеть ваше высочество.
Мальчонка удивлено взглянул на Андрея, его впервые так назвали. Но эстонец знаком показал, чтобы тот ничему не удивлялся. Золотарев запихнул руку за пазуху и извлек на свет божий письмо от монарха. Протянул его воеводе, тот быстро прочитал и сказал:
— Воля Петра Алексеевича для меня закон.
Расположились в небольшом домике, недалеко от собора. Тут же стали готовить шар к полету. Андрей, пока царевич был в избе, где его кормила хозяйка, проверил работу «зажигалки». Никон расстелил шар, соединил его с корзиной.
После того, как приготовления закончились бывшие монахи, а теперь летчики, затащив оболочку шара на крышу, наполнили ее теплым воздухом. Шар стал медленно подниматься. Андрей впрыгнул в корзину и прикрепил «зажигалку».
Все получилось, как и рассчитывал государь. В полете, когда воздух начинал остывать, Золотарев открывал «зажигалку» и пламенем, вырывавшимся из него, как будто это была горелка из его будущего, поддерживал тепло. Полет в нынешней ситуации занимал уже больше десяти минут. И лишь убедившись, что все идет хорошо, посадил Алексея на борт.
К вечеру прибыл отряд из Белозерска: пять телег, груженных воздушными шарами (Андрей подумал, а зачем так много, когда шары годятся только для наблюдения — пока для наблюдения) плюс человек двадцать служивых, в таких же фиолетовых кафтанах. Как пояснил офицер, приведший их, парни отменные и готовые летать в облаках.
Утром двадцать седьмого сентября начался штурм крепости.
Глава 7 — Балтика
О появлении русского флота (трех фрегатов, шнявы и галеона) доложил коменданту крепости лейтенант, дежуривший двадцать шестого сентября на башне. Как не старались русские, подойти незаметно к крепости, у них этого не получилось.
— Да и бог с ним, — молвил Петр Алексеевич, когда пленного увели, — знаешь Алексашка…
— Что Мин Херц?
— Знаешь, а может это и к лучшему, — продолжал монарх, — что шведы знают о нашем приближении Мы ведь не вороги какие, идущие чужое отнимать. Мы же свои, свои исконные земли вернуть хотим. Ну, не хотят они по-доброму отдать, вот и приходиться с боем вырывать.
Да вот только шведский полковник Шлиппенбах, об этом ничего не слышал. Человек он не глупый вот и послал в соседние крепости за подмогой, да не одного, а нескольких связных. Дай бог хоть один прорвется. А там только продержаться, глядишь, сам Карл XII подойдет. А с ним любая осада не страшна.
Коменданту было на что рассчитывать. Пятьсот солдат и сто сорок орудий. Да с такими парнями любую осаду можно выдержать. И пусть у русских сейчас парусники, среди которых, как сообщал караульный офицер, были два шведских корабля, они смогут выстоять.
Когда утром Шлипенбаха разбудили громкие удары в дубовую дверь его комнаты, он встал, накинул кафтан и вышел. Молодой солдат, не иначе призванный незадолго до войны с русскими, заикаясь, доложил, что неприятель уже стоит под стенами крепости.
— Не иначе под покровом ночи подошли, — молвил комендант, и последовал за солдатом на крепостную стену.
Нотебург ожил и из мирного, спокойного городка превратился в растревоженный улей. Офицеры уже вовсю гоняли своих солдат. Тут и там раздавались грозные выкрики. Звучали команды, и тревожно играл полковой горн. И всю эту какофонию забивал барабанный бой, да мелодия флейт, доносившаяся с той стороны крепости.
Комендант поднялся на стену и тут же потребовал подзорную трубу. Офицер, то ли Свенсон Юрген, то ли Улаф Ёхансон протянул требуемую вещичку. Шлиппенбах взял ее в руку, достал из кармана платок и протер стекла, поднес к глазам и ахнул. Конечно, корабли и противоположные берега можно было и без столь сложного прибора разглядеть, но в подзорную трубу были видны такие детали, которые для не вооруженного глаза были не доступны.
Особенно его поразил высокий человек на главном, так для себя решил полковник, фрегате. На том была треуголка, белая рубаха, да кожаный камзол. Он стоял у бортика и показывал офицеру рукой в направлении правобережья. Сие поведение очень заинтересовало коменданта, и он решил сменить диспозицию и переместиться. Сделал он это бегом. То, что там происходило, не вселило уверенности в Шлиппенбаха. Правобережные редуты были захвачены русскими, и сейчас там суетились солдаты в зеленых да голубых (у русских этот свет еще именовался васильковым) кафтанах. На левобережье, куда пришлось пройти полковнику, неприятель устанавливал батарею.
— Сорок три пушки, — доложил Свенсон, теперь, когда тот заговорил, Шлиппенбах был, то, что это он, уверен. — А может, взорвем крепость? — предложил офицер, глядя на коменданта.
Полковник ничего не сказал. Ушел к себе в домик. И лишь через час вызвал всех офицеров.
Петр Алексеевич стоял у самого борта.
— Ты посмотри Алексашка, — молвил он, — что делается. Левобережье мы взяли, там сейчас артиллеристы пушки уже устанавливают, а вон там, — и он показал рукой в сторону правобережья, —
