редкие пузыри на его лоснящейся поверхности… Запаха они почувствовать не успели – но и так было ясно, что пахнет от супчика отнюдь не амброзией.
А вокруг костра, в небольшом отдалении стояли люди.
Мужчины, все как на подбор рослые, одетые самым удивительным образом: в длиннющих балахонах из груботканого полотна, по виду совершенная мешковина. Волосы и бороды мужчин были светлые, цвета спелой пшеницы, лишь у одного из них, очень высокого, но слегка ссутулившегося, борода до пояса и очень длинные, до середины спины, волосы были белым-белы. Длинноволосы, впрочем, были они все. Головы их по середине лба охватывались плетеными кожаными ремешками.
Люди эти были сосредоточены, очевидно, заняты чем-то крайне серьезным. Высокий седовласый старик с причудливым резным посохом в руке стоял около костра и являлся естественным центром всей группы – остальные повернулись к нему, на их лицах застыло выражение ожидания. Посох в левой руке «аксакала» привлек внимание Егора. Занятная штука… Причудливо изогнутый (видно было, что над его изготовлением трудились долго) он был до блеска отполирован человеческими прикосновениями, а венчал его с невероятным искусством вырезанный набалдашник в форме человеческого черепа.
С невероятным искусством – это и значит, с
И еще нечто увидал Княженцев, на что поначалу даже и не обратил внимания. Он вздрогнул почему-то, как увидел. В трех массивных дубах на опушке, стоящих как бы по дуге – центральное дерево поглубже, боковые деревья поближе, – прямо в толще стволов, под кронами были вырублены огромные, в два человеческих роста, фигуры.
Идолы. То ли люди, то ли нелюди, сказать трудно. Головы, во всяком случае, у них были человеческие, хотя с неуловимо животными, хищными чертами. Вырезанные в светлой древесине, они, однако же, выглядели очень темными, почти чёрными – точно выкрашенными…
Возле центрального идола был вкопан столб. К нему была привязана обнаженная женщина. Из многочисленных царапин и порезов по телу текли тонкие струйки крови. Из заткнутого тряпкой рта жертвы доносились тихие, жалобные стоны. И Княженцев как-то враз понял, чем выкрашены идолы, и для кого кипит котёл.
Более Егор не успел ничего рассмотреть, ибо и это зрелище в один миг побледнело, задрожало и исчезло. И опять – тайга, склон холма, полутень еловой чащи, яркие пятна солнца в прорехах хвои.
На этот раз эмоций уже не было.
– Серьёзные ребята, – сдержанно отметил Павел.
Завязалась дискуссия на тему, кто же были
– Друиды, – сказал Егор.
– Волхвы, – предположил Пашка.
– Во всяком случае, что-то в этом роде, какие-то языческие жрецы, – объединил обе точки зрения Беркутов.
– Н-да… – Аркадий вздохнул, покрутил шеей. – Во всяком случае, мне лично очень не хотелось бы оказаться в их теплой компании.
– Волхвы, – наставительно начал Княженцев, – суть те же люди, только блуждающие еще в поисках света истины. Всякая душа – христианка!
– Может быть. – Забелин усмехнулся. – Но я все-таки рад, что они стремились к истине и свету где-то там… – он покрутил рукой, – подальше от нас. Ты обратил внимание на ихних идолов?
– Тех, что в дубах вырезаны?
– Их самых.
– Обратил.
– И что?
– Да ничего. Я в мифологии не силен… Кстати, тоже троица, хотя и языческая… Так что, как видишь…
– Я-то как раз и вижу, а вот ты, философ, – голова, два уха! Неужели не заметил, что истуканы все в крови? Старой, засохшей… Человеческие жертвоприношения! А ты – поиск истины, поиск света…
Княженцев вспомнил темный цвет и мрачные лики идолов, привязанную жертву, и ему стало не по себе, по спине пробежал противный холодок.
– Заметил, конечно… Ну да чёрт с ними! Итак, мы опять где-то в другом месте оказались?
Подняв голову, он осмотрелся, и вслед за ним невольно завертели головами все, кроме Юры. Юра в это время сосредоточенно ковырял пальцем в носу.
– Да, друзья мои!
Голос Сергея Аристарховича зазвучал так высокоторжественно, что Егор воззрился на лесника с удивлением, но тут же сообразил, в чем дело.
– Ага… Вы хотите сказать, что мы в двух шагах от озера?
– Ну, в двух – не в двух, но недалеко – точно.
Аркадий чуть заметно шевельнул ноздрями.
– Так и есть, – подтвердил он. – Сыростью тянет!
Егор, сколько ни принюхивался, не сумел учуять никаких других запахов, кроме запаха сухой, прогретой солнцем хвои. Но опытным туристам да лесникам виднее.
