встречу.
— Мы знакомы? — прозвучал ожидаемый вопрос: — Простите, не припомню.
— Нас в Наркомате Гоголев познакомил. Не помните? Месяца два назад, если не ошибаюсь, — с легкой небрежностью ответил я. Никто не догадается, как мне дался этот тон. Внутренне холодея от ожидания вопроса: Гоголев? Что за Гоголев? — услышал:
— Сергей?
— Ну не Юра же, — тем же тоном ответил я, скрывая облегчение.
— Не припомню что-то, — смущенно ответил комиссар.
— Вы тогда с дежурства шли, уставший видимо были, — отмахнулся я и, протянув руку, произнес: — Давайте заново знакомится. Майор госбезопасности Демин Александр Геннадьевич.
Чтобы не мешать работе штаба мы перешли в следующее помещение, оно было меньше и предназначалось для переговоров и совещаний. Дождавшись, когда командиры усядутся, получил документы из Генштаба, что люди сидевшие передо мной и есть их представители и имеют широкие полномочия. Изучив документы, начал их знакомить комиссию с нашим положением.
— … так что на данный момент, мы ожидаем атаки подошедшей пехотной дивизии через Буг для создания плацдарма. Сегодня ночными налетами, как авиа так и артиллерии мы изрядно потрепали их. Основные удары были направленны на уничтожение артиллерии, как самое опасное для нас, и по штабам. Выявить наблюдателям к сожалению удалось всего два. Но по сообщениям разведки уничтожены оба.
— Как вы предполагаете, когда они начнут переправляться? — поинтересовался Мартынов. Комиссия не принимала доклады, ее больше интересовало наше мнение об обстановке у нас.
— В обще-то они уже начали. Сейчас действуют разведподразделения под покровом темноты, но создать плацдарм и обеспечить переправу под прикрытием вполне в их силах. Места переправ сейчас под постоянным минометным огнем, так же ведётся контрбатарейная борьба.
— Какие понесены потери? — поинтересовался у меня Мартынов.
— На этот вопрос вам ответит начальник артиллерии группы подполковник Грайнберг. Товарищ подполковник прошу вас.
— Кхм, — прочистив горло, Грайнберг встал из-за стола, взял указку и подошел к большой карте, висевшей на столе: — Потери есть, но не такие большие, как мы ожидали. В основном нам сыграло на руку то, что немцы были только что с марша. То есть, как только они остановились и стали готовиться к ночёвке, наши дивизионы и батареи, совмещенные в одну артиллерийскую группировку из двухсот восьми орудий под мои командование, нанесли общий удар по координатам под номером 'шестнадцать', высоте 'четыре' и по обочинам дороги под наименованием 'Засека'. Где, как сообщила нам разведка, и распределились немецкие артиллерийские части. На данное время расход боеприпасов составил полтора боекомплекта. По достижении рубежа 'Бугор' для развёртывания дивизии в боевые порядки полков поставлен заградительный огонь тремя гаубичными дивизионами. Выявлены районы сосредоточения пехоты — это цели номер восемь, одиннадцать и пятнадцать (показ на карте), открыт беглый огонь на подавление по дивизиону семидесяти шести миллиметровых дивизионных орудий на каждую, уничтожено порядка шестидесяти автомобилей. Рассеяно до трёхсот солдат пехоты, — подполковник говорил также о расходах боеприпасов и их подвозе, манёвре огнём по направлениям с ведением различных видов подвижного и неподвижного, заградительного, на подавление огня с целеуказанием разведчиками: — За время боя мы потеряли семь орудий, из них два безвозвратно, в людях более двухсот человек, из них половина ранеными. Потери у немцев пока неизвестны. Могу только сказать, что ответный огонь был несильным, в последнее время вообще стих. Утром разведка доложит потери противника.
— А что авиация? — поинтересовался у меня Мартынов.
Тут я дал слово представителю ВВС:
— Как вы знаете, трофеи, что мы захватили, были довольно велики. Это не только техника, но и вся инфраструктура. Среди освобожденных в лагерях было много бойцов ранее служивших в летных частях, что дало нам возможность сформировать третий авиаполк…
Капитан говорил уверенно и четко. Если что-то было непонятно, разъяснял подробно, даже с фамилиями летчиков что участвовали в той или иной операции.
— … товарищ командир запретил нам штурмовку дивизии на марше. Воздушного прикрытия у дивизии не было, поэтому у нас были большие шансы нанести сильный урон живой силе и технике противника.
Я поощрял командиров на обдумывание своих действий, и можно сказать заставлял иметь свое мнение. С одной стороны, летчики правы и немцы бы понесли от авианалетов несомненно большие потери. С другой стороны, мы бы открыли все карты, и действовать в будущем нам бы пришлось с оглядкой.
Так как Иванов был в штабе и продолжал вести боевые действия, то отдуваться за него пришлось мне. Я подробно объяснил, почему пришлось отдать приказ на отмену налетов на дивизию, и к каким последствиям это привело:
— … на данный момент артиллерия уничтожает технику и тяжелое вооружение противника. Авиация — атаковала живую силу. То есть удар был нанесён двойной силой, что, несомненно, более выгодно чем налеты во время марша. Нам не требовалось затормозить продвижение дивизии, нам нужно уничтожить ее. Не ждали они от нас ни удара авиации — ни артиллерии.
Комиссия с моими доводами согласилась, однако лицо капитана-летчика продолжало оставаться упрямым. Видимо хотел отплатить немцам той же монетой.
— Товарищ майор госбезопасности, сколько вы сможете продержаться? — поинтересовался майор с орденом Красной Звезды.
— Проведенный анализ силами оперативного штаба… Две недели, край. Больше не сможем.
— Через пять дней у наступающих на Киев войск появиться острая нехватка, как боеприпасов, так и топлива, — задумчиво протянул он.
— Продовольствия тоже, — кивнул еще один из членов комиссии в звании капитана.
— Первое время продержаться за счет населения, — отмахнулся майор.
— Они могут временно начать подвоз через Белоруссию, — снова озвучил капитан с глазами особиста.
Я молча стоял и слушал, не сказать что не без интереса, хотя все это уже было просчитано моим штабом.
— Это капля в море, особо на обстановку не повлияет, — ответил майор.
— Вы товарищи продолжайте, а нам с товарищем майором надо поговорить отдельно, — сказал вдруг Мартынов.
— Это можно сделать в комнате отдыха. Там есть все необходимое, — ответил я комиссару, после чего сказал уже остальным членам комиссии, — штаб у нас работает круглосуточно, так что на кухне всегда есть чем подкрепиться. Через полчаса повар организует вам ранний завтрак. Товарищ комиссар, пройдемте за мной.
Как только мы вошли в кабинет, комиссар спросил:
— Майор, КТО ВЫ?
На несколько секунд в комнате повисло молчание. Обдумывая ответ, я тянул время, спокойно разливая чай по стаканам.
— Сложный вопрос… — задумчиво протянул я. На самом деле ответа на этот вопрос у меня пока не было, не задумывался, оставляя все на потом, и вот этот потом наступило.
— Но ответ должен прозвучать, — едва заметно усмехнулся комиссар, добавив в чай несколько кусков колотого сахара.
— Сладкое любите? — спросил я вместо ответа, кивнув на сахарницу.
— Есть такая слабость.
— Да, я тоже сладкоежка. Особенно пирожное с воздушным кремом нравятся. Знаете, у Наркомата есть магазин, где они продаются. Там продавщица есть, Марья Игоревна, она мне всегда свежие продавала. Вкусны-ы-ые.
Завел этот разговор я не просто так, чувствовался некоторый дискомфорт в разговоре, сейчас же он понемногу стал исчезать. Убедившись, что комиссар готов к адекватному разговору, продолжил:
— Давайте рассуждать логически. Кто я такой вы не знаете, выяснить не удалось, но… я дал вам наводку. Однако и здесь вас ждет поражение. Гоголев заявит, что никакого Демина он не знает и никогда не
