Макарыч.
- Хитростью надо брать, - сказал Смолокуров, - а не в лоб кидаться. Хитростью возьмём.
- И как же? - спросил Макарыч.
- Я возьму лошадей с убитыми казаками, - ответил третий и последний офицер дивизиона есаул Мятников, - привяжем их к седлам, и наеду на них с фланга. А как они залп дадут, так вы их и атакуете.
- Это же верная смерть?! - вскричал Макарыч.
- Сам знаешь, что я и так не жилец, - ответил Мятников, - с двумя пулями в брюхе долго не протяну.
- С Богом, есаул, - сказал ему войсковой старшина. - С Богом, Саша. Отчизна тебя не забудет. Вперёд!
Есаул Мятников лихо свистнул и врезал своему коню пятками в бока. Остальные рванулись за ним, однако казаки удержали их, лишь те, в сёдлах которых сидели мёртвые, поскакали вперёд.
- Вперёд, казачки! - кричал Мятников, лихо вращая шашкой над головою. - Руби их, гадов римских! Бей-убивай, кто в Бога верует!
Он с мёртвыми казаками пролетел по флангу каре, нанеся несколько быстрых ударов шашкой и, кажется, даже срубив одного. Как только они подскакали на достаточное расстояние, каре дало залп, боковой и задний фасы его окутались облаком дыма, совершенно скрыв римские построения.
- В бой! - скомандовал Смолокуров, вскидывая шашку.
- Погодите, войсковой старшина! - ухватил я его за руку. - Постойте!
- А они ружья перезарядят?! - дёрнул рукой Смолокуров. - Не мешай, штабс-капитан!
- Да погодите же! - Я левой рукой перехватил поводья его коня, позабыв про боль "стреляющую" при каждом движении. - Римские каре слишком близко! Они должны были попасть и по своим! А их совершенно не видно! Вы понимаете меня, войсковой старшина?!
- Разумею, - протянул тот. - Это, выходит, в тебя из незнамо откуда пули прилетели, выходит, там враг, выходит...
В подтверждение моих слов грянул залп. Не разобравшись, цесарцы выстрелили по своим. Каре, которое мы не смогли взять наскоком, ответило залпом в упор. Их соседи не промедлили.
- Сами себя бьют! - рассмеялся Смолокуров. - Сами себя, черти, губят! Не разобравшись!
- В этом каре, - мне приходилось сильно повышать голос, чтобы перекричать залпы римских мушкетов, - мы убили офицера! А унтера, видимо, не справляются с ситуацией! Не понимают, что по своим стреляют!
Наконец, порывистый ветер окончательно развеял дым, укрывавший каре, и гренадеры поняли, что к чему. Вот только унтера уже скомандовали "Feuer!", обрушив на соседей шквал свинца. И соседи не выдержали. Тот факт, что по ним стреляют свои же, оказался фатальным. Гренадеры бросились бежать, прямо в наш лес, под пики и шашки казаков. Это было форменное избиение, никакой красоты и благородства, самая обычная кровавая работа.
Я рубил бегущих мимо солдат палашом, стараясь просто не думать, что я делаю. Иные казаки, однако, настолько увлеклись этим процессом, что уже через несколько секунд оказались перемазаны кровью с ног до головы.
- Довольно, казачки! - осадил их войсковой старшина. - Хватит! Стройся! Отходим на полверсты вглубь леса. Мы изрядно насолили латинянам, сейчас нас будут отсюда выбивать.
Дыра в построении гренадеров цесарцев - или латинян, как выразился Смолокуров - не осталось незамеченной драгунами. Два смешанных русско-французских дивизиона устремились в пролом, на скаку паля из ружей в растерявшиеся каре. Даже ответные залпы оказались не слишком уверенными, кажется, ни один всадник не упал с седла.
- Не спать, штабс-капитан! - окрикнул меня войсковой старшина. - Сейчас по наши души латиняне приедут!
Я развернул коня и поскакал вслед за казаками, стараясь не слишком отстать от них. Я не так уж хорошо умел ездить по лесу, приходилось постоянно следить, чтобы не получить веткой по лбу или не наскочить на торчащий из земли корень, и при этом выдерживать темп, заданный казаками.
- Гусары справа! - крикнул кто-то. - Охватывают нас!
- Вот оно как?! Казаки, к бою!
Уже через минуту среди деревьев замелькали синие мундиры венгерских гусар. И пошёл самый странный бой, в каком мне доводилось участвовать. Мы носились среди деревьев, раздавая удары щедрой рукой. Слава Богу, была зима, и деревья стояли голые, иначе понять, где кто, было бы абсолютно невозможно. Схватки длились не более нескольких ударов и частенько заканчивались попросту ничем. Всадники разъезжались, чтобы схватиться вновь или же найти нового противника.
Я дважды схватывался с гусарами. Оба раза безрезультатно. Сабля звенела о палаш, раз, другой, третий, а после мы разъезжались. Затем я вместе с сивобородым подъесаулом Макарычем схватился с тремя гусарами. Они кружили вокруг нас, поочерёдно нанося удары и, я полностью отдаю себе в этом отчёт, спасала меня только ловкость мрачного казака. Он отбивал выпады, предназначенные ему и часть тех, что должны были достаться мне.
- Сбей хоть одного гада! - прохрипел мне Макарыч. - Я тя прикрою, а ты врежь! Понял?
Я не стал тратить силы на слова и лишь пригнулся, врезав каблуками коню в бока. Два удара, направленных в меня, Макарыч отбил, едва не пропустив третий, который был направлен ему в голову. Вклинившись между гусарами, я дважды рубанул сначала направо, потом налево. "Правый" гусар оказался скверным бойцом - не успел и сабли поднять, как клинок палаша вошёл ему в бок, с хрустом ломая рёбра. А вот "левый" был настоящим фехтмейстером. Он ловко увёл мой палаш в сторону и сделал молниеносный выпад, целя концом сабли в лицо. Я рефлекторно откинулся назад, и он нанёс мне рану, хоть и не очень глубокую, но и не царапину. Небольшой шрам - память о том бое - украшает моё лицо и по сей день. После мы обменялись несколькими быстрыми ударами, мне с трудом удавалось отражать их. Я думал, что после этого мы разъедемся как обычно, но ничуть не бывало, гусарский офицер продолжал наседать.
Очередной выпад мадьяра пришёл на кивер, сабля разрубила нетолстую кожу и лишь слегка прошлась по голове. Но после недавней схватки с кирасирами, мне хватило и этого. В глазах снова потемнело, боль пронзила виски и позвоночник. Я покачнулся и едва не выпал из седла, уберегли только верёвки, которыми я всё ещё был привязан. Гусар направил меня свою лошадь, на лице его играла победная улыбка. Он, похоже, ничего не видел кроме беспомощного врага. Не видел он и казака, подлетевшего к нему с пикой наперевес. Стальной наконечник её вышел из груди гусара, а он даже не обернулся, лишь торжество на лице сменилось удивлением. Казак выдернул пику, встряхнул ею и умчался куда-то.
- Молодец, парень, - сказал мне Макарыч, - лихой казак из тебя б вышел! Вперёд! Дальше венгра рубать!
Остальные схватки этого лесного боя, по крайней мере, те, в которых участвовал я, были короткими и безрезультатными. Однако казаки всё же порубали гусар, хотя дивизион понёс изрядные потери, был сильно обескровлен.
- Хватит, казачки, - сказал войсковой старшина Смолокуров, - погуляли и будет. Пора до дому. Прорываться будем!
- Самое то, войсковой старшина! - крикнул молодой вахмистр. - Латинские гренадеры бегут! Вот там, в четверти версты налево.
- Веди, Громчик, - скомандовал Смолокуров. - Мы - за тобой!
И дивизион, в котором казаков не набралось бы и на полную сотню, пустили уставших коней намётом. Лошади хромали, дышали тяжело, даже мой великолепный жеребец проявлял явные признаки усталости. Бегущих цесарцев мы встретили ещё в почти вытоптанном подлеске. Цвет армии Священной Римской империи - гренадеры, удирали, бросая мушкеты и срывая гребнистые каски. Казаки рубили их, но походя, не особенно отвлекаясь от основного занятия, скачки на всей доступной лошадям скорости.
Так мы и налетели на французских драгун. Дело едва не дошло до рукопашной, из-за взаимного непонимания. Казаки готовы были накинуться на любого, не говорящего по-русски. Французы же, разгорячённые схваткой, не очень-то понимали, кто перед ними, и, кажется, приняли казаков Смолокурова
