Наука побеждать. Авантюра

   - Видимо, твой предшественник, Серёжа, - ответил Губанов, - успел подсуетиться. Он, вообще, был человек крайне шустрый, любил казённое имущество налево пускать. Жаль, погиб, как герой, а то я его за штуцера под трибунал бы отдал, сволочь этакую. Теперь эту историю придётся замять - и плакали мои денежки.

   - А что же, - несколько уязвлено поинтересовался я, - его имущество между офицерами делить не будут? Как моё.

   - Нет, не будут, - сказал майор. - У него семья в Тверской губернии, жена, дети. Им всё и отойдёт, как положено. А ты у нас, как говориться, один, как перст.

   - Какие-то дальние родственники есть, - задумался я, - но я их видел очень давно. На похоронах деда, тогда почти всё наше семейство собралось.

   - На похоронах нынче семьи только и собираются, - заметил майор Губанов, - чтоб наследство поделить. У вас всё? - спросил он. Я кивнул. - Тогда свободны.

   Первый штурм состоялся на следующее утро. Едва солнце осветило крыши окрестных домов, как в окулярах зрительных труб замелькали коричневые мундиры.

   - Стрелки на позиции, - приказал я. - Ефимов, без приказа не стрелять. Кмит, Фрезэр, берите гренадеров и занимайте позиции по домам. Ваша цель - военные инженеры. Они придут, я уверен, попытаются растащить рогатки, расчистить дорогу кавалерии. Переколите их штыками, не считаясь с потерями.

   - Стоит ли, - спросил у меня командир бывшей моей роты капитан Антоненко, - стоит ли так рисковать людьми, ради этих рогаток, штабс-капитан?

   - Стоит, капитан, - поддержав официальный тон, ответил я, - очень даже стоит. Фронт атаки достаточно широк. Без рогаток, вражеская тяжёлая конница несколькими атаками где-нибудь прорвёт нашу оборону. И тогда нам конец. Даже пушки не спасём.

   Антоненко пожал плечами с видом "наше дело сказать, а там хоть трава не расти". Я же повернулся к своим стрелкам.

   - Солдаты, - обратился я к ним, - вон там шагают венгерские стрелки. Они считают себя лучшими стрелками во всём мире. Даю целковый каждому, кто собьёт мадьяра с максимальной для ваших мушкетов дистанции.

   - Есть! - с воодушевлением ответили мои бойцы.

   - Стрелять без команды, - приказал я. И тут же загремели выстрелы.

   Я приложил окуляр зрительной трубы к глазу, следя за успехами моих солдат. Коричневые венгры падали довольно редко, но всё же куда чаще, чем я даже мог надеяться. Выучка стрелков гренадерской роты превосходила выучку обычных мушкетёров во много раз.

   - Молодцы, - ободряюще крикнул я солдатам, - будете так стрелять, весь взвод по целковому получит. Выискивайте синие мундиры, - продолжал я, - синих бить в первую очередь. За каждого синего по пятиалтынному накину.

   Выстрелы зазвучали несколько реже. Стрелки приняли высматривать в коричневых рядах синие мундиры военных инженеров врага.

   Несмотря на потери, противник медленно, но верно продвигался к рогаткам. Венгры ответного огня не вели. Похоже, коричневая масса солдат была нужна для того, чтобы телами прикрывать военных инженеров. Теперь всё зависит от Кмита с гренадерами, опоздает - и они успеют растащить или просто испортить рогатки, поспешит - только положит людей без толку, а враг своё дело всё равно сделает.

   - Переходить к залповой стрельбе? - спросил поручик Ефимов.

   - Рано, - покачал головой я. - Вот как только гренадеры Кмита выстрелят, так и мы следом.

   - А у половины солдат мушкеты будут разряжены, - буркнул Ефимов. - Кому стрелять тогда? Промедленье тут, как говорят древние, смерти подобно.

   - Мудрые люди во все времена говорили, - парировал я, - поспешишь - людей насмешишь. А смех у этого врага - скверный, свинцовый. - Я помедлил ещё несколько секунд и сказал: - Всему взводу по рублю с пятиалтынным. Тебе, Ефимов, пять - за отличную стрельбу. Прекратить стрельбу. Заряжай мушкеты. Командуй, Ефимов.

   - Взвод, - воскликнул поручик, - стрельбу прекратить! Мушкеты заряжай!

   Едва отзвенели последние шомпола, как гренадеры дали залп по врагу.

   - Залпом! - крикнул я. - Не целясь!

   - Пли! - скомандовал Ефимов.

   Уши заложило от ружейного треска. Баррикаду затянуло пороховым дымом. А затем с той стороны донеслось родное "Ура!". Первое время, пока не рассеялся дым, мы узнавали только по звукам. Вот зазвенели клинки, раздались крики и команды на русском и разных диалектах немецкого, а также, кажется, на венгерском. Наконец, дым рассеялся, и мы увидели, как коричневых солдат теснят от баррикад. Они совершенно не ожидали атаки не только с фронта, но и с флангов, не сумели дать ответного залпа ни по нам, ни по гренадерам Кмита и теперь их, буквально, вырезали мои солдаты, прорываясь к военным инженерам. Те пытались отбиваться мушкетами и тесаками, однако не особенно успешно, куда им было до наших гренадер. Самые умные успели попрятаться за спины венгерских солдат и тем спасли себе жизни.

   И вот враг отступил. Гренадеры Кмита отошли обратно к домам и вернулись на позиции. Когда он вернулся, в порванном, запятнанном кровью и порохом мундире, я обнял его за плечи и крикнул:

   - Молодец, подпоручик! Орёл! Доложи о потерях.

   - Двоих убили, - ответил он, - тела мы вынесли. Ещё пятеро ранены, пара - тяжело.

   - Убитых к священнику, - распорядился я. - Раненым - в лазарет. Тяжёлым - в госпиталь.

   - Может оставить легкораненых на позициях? - спросил Кмит.

   - Не надо, - покачал я. - Немчура вряд ли сегодня ещё сунется. Мы им славно всыпали, нескоро опомнятся. Так что о раненых лучше позаботиться, как следует.

Дорогой отец.

   Я знаю, что это письмо придёт к тебе, когда я, скорее всего, или буду лежать в сырой земле или, даст Бог, вернусь домой. Мой друг и командир, капитан Антоненко, недавно рассказал мне историю про своё письмо, написанное в сходных обстоятельствах, во время войны со шведами. Он прибыл домой раньше этого письма. Мы посмеялись над этой историей, и тогда я решил написать Вам это письмо.

   Не смотря на героическую стойкость наших солдат, поддержку французов и умелые действия кавалерии, мы проиграли. Сначала нам удалось рассеять римские войска, обратить их в бегство, однако предательский удар пруссаков и рейнцев решил исход боя. Теперь мы вынуждены отступить к городу Труа, неподалёку от которого, и происходило сражение. На наше счастье, враг не спешит со штурмом, и мы успеваем укрепить его в достаточной мере. Сооружены три линии обороны и сейчас мы дерёмся с врагом на первой из них.

   Немцы попытались растащить рогатки, которые должны защитить нас от кавалерии. И в некоторых местах им это удалось. Пионеры, приданные нам, настаивают на том, чтобы выставить новые рогатки этой ночью, но солдаты слишком устали и командиры отказали им. Мне, кажется, что это большая ошибка. Быть может, завтра нам придётся сражаться с вражеской кавалерией, а без рогаток это будет очень тяжело и приведёт к большим, потерям, которых можно было бы избежать. А у нас и без того каждый человек на счету.

   Не смотря ни на что, мы будем драться завтра так, чтобы враг запомнил нас. Даже если мне суждено погибнуть, то знайте, дорогой отец, что я не посрамил высокого звания русского офицера.

   За сим дозвольте откланяться, навеки Ваш покорный сын, поручик, командир 1-го взвода 3-й роты 3-го батальона Полоцкого пехотного полка, Пётр Большаков.

12 числа февраля месяца 18.. года.

   - Сегодня кавалерией ударят, - уверенно сказал де Брасиль. - Даже у нас рогаток почти не осталось. Почти все растащили и порубили.