этого человека, – и, посчитав исчерпанным данную тему, после недолгого молчания, неторопливо забасил, то и дело хмурясь от нахлынувших воспоминаний. – А дальше…, после той радиограммы, у нас с принимающей стороной начались проблемы…, не хотели отпускать…
– Угу! – как-то невпопад согласился с говорившим Егор. Видно было, что последнее сообщение его сильно расстроило, но он всё же сделал над собой усилие и продолжил уже более осмысленно. – Таких спецов попробуй, найди!
– Они, по всей видимости, тоже так подумали: сначала уговаривали, деньги сулили приличные, а потом, после нашего категоричного отказа стали угрожать, дескать, мы их военные тайны выдадим врагам. А кто у них там кто, по-моему, даже их командиры не знали: утром все целовались, а к вечеру, набравшись ромом «до поросячьего визга», начинали разбираться, выясняя, чьи идеи на данный момент более прогрессивные… Во время одного из таких «диспутов» мы, собственно, и ушли! Правда, потом, решили, что до дому лучше по одному добираться, проще и быстрее, так и сделали. Получилось, кстати, навсегда, ни до, ни после я никого из группы больше не видел…
– Вот, ёлки, – сокрушённо вздохнул Горыныч. – Думаешь, погибли ребята?
– Кто знает…
– А потом-то что было?
– А ничего, – Крокодил, а в нынешней жизни отец Фёдор, пожал плечами. – Я в Москве оказался только через пол года…
– Ого! – удивился Горыныч.
– Вот тебе и «ого!». Остатки наших дипмиссий к тому моменту уже были никакими, да со мной никто особо и не объяснялся, не до того, было, – покачав седой гривой волос, поправил окладистую бороду Тоха. – Сам понимаешь: без документов, без денег, голый и босый…, в общем, добрался кое-как! Где-то приблизительно в то же самое время я, наверное, в наше ведомство нарисовался, ну, в смысле, на ступеньках потоптался, что и ты…после госпиталя…, – Антон надул губы, смешно скосив глаза, чтобы что-то разглядеть там, и не удовлетворившись увиденным, решил навести порядок, разгладив широкой пятернёй, свои пышные усы. – В общем, остался на улице, в более худшем состоянии, чем даже за «бугром». А тут ещё весть про родителей получил: как в сказке померли – оба в один день! И всё: подломились ноженьки, помутилось в голове… – Гор с пониманием посмотрел на своего бывшего боевого товарища, вспоминая с каким трепетом он относился к своим старикам, но сожаления не высказал, какой смысл, столько лет прошло, а Крокодил не останавливался. – Так и закружило меня…, кстати, мы и здесь где-то неподалёку с тобой околачивались, в смысле, выживали. И предложения, как и тебе, не сомневаюсь в этом, приходили всяческие, по старой профессии, да только бог миловал! Одно дело службу нести на благо Отечеству нашему многострадальному, а другое, кому-то на потребу использовать своё умение. Отказывался, выкручивался, перебивался и даже слышал небылицу про тебя, только не знал, что это ты! Но подумалось, что кто-то из наших, из военспецов пошуровал на вокзале… К сведению, преследователей твоих больше никто не видел…
– Смотри ты, не повезло босоте, значит, – усмехнулся Егор. – По крайней мере, со мной, кроме Васьки, больше никто на свет не выбрался.
– А это и не удивительно, – махнул рукой отец Фёдор. – Мне эту историю один забулдыга из местных, из Курских, рассказывал, он, кстати, и был тем самым блаженным, который каким-то образом чуял, что там происходит, внизу… Он же меня и спас, – раздумчиво потёр лоб говоривший.
– От чего?
– Я, видишь ли, захотел покинуть этот мир, совершить самый тяжкий земной грех, а Максимыч, не дал, вернее, выходил меня, после неудачной попытки, а потом, я ему ответил тем же. Так мы и выручали друг друга, пока здесь не оказались…
– Так этот дедок жив? – вскинулся Горыныч. – Ой, извини, Тоха, ёлки, отче! Тьфу, ты…, – замялся в конце концов Егор, осознавая, что ведёт себя как-то не очень…
– Ничего, ничего, – улыбнулся когдатошний его, самый близкий дружок. – Для тебя ведь всего несколько дней прошло, – и, изменившись в лице, грустно закончил. – А здесь, целая жизнь пролетела, да такая, что не приведи Господь! А посему, приучила меня и к смирению, и к пониманию, и к тому, что время безвозвратно проходит…
«О-хо-хо! Братишка мой, родненький! Ты гляди, как тебя…, – посочувствовал про себя Гор.
А Тоха, будто мысли его прочитал:
– Что, небось, жалеешь меня? Думаешь, всё, сдулся капитан Ивашов! – и, заметив смущение в глазах у своего собеседника, продолжил. – Брось, командир, не стоит. Я хоть и не сладко эти годы прожил, зато не без пользы. Благодаря нашим общим усилиям, ну и моим скромным умениям, которым обучал я отроков тутошних, выстояли мы и преуспели…
– Ничего себе преуспели, извини, что перебиваю, конечно, – приложил руки к груди Горыныч. – Чего- то я твой оптимизм не очень разделяю, после всего увиденного.
– А что ты мог понять и уразуметь с двух дней-то, а? – лукавая ухмылка пробежалась по Тохиному лицу. – А потом, девчонка твоя, она ведь из Тимирязевки, а они там, словно сычи сидели, от всех отгородившись, всё пытались самостоятельно решить и вот, видишь, что приключилось…, – он опять нахмурился. – Никогда себе не прощу, упустили мы эту ниточку пока глобальную сеть плели, а наши недруги её раз!… и порвали!
– Погоди, погоди, Кр…ой! ваше прео…, да, ёма ё! – вконец запутался Горыныч. – Всё никак не соображу, как к тебе…или вам, обращаться-то, а?
И тут отец Фёдор, несмотря на своё солидное положение и преклонные года вдруг стал прежним близким и родным…Крокодилом!
– Горыныч! – он покосился в сторону двери, не видит ли кто и негромко, но с прежними интонациями в голосе проговорил. – Когда мы про меж собой базарим, ой! прости меня грешного, Господи! – Тоха закатил глаза к небу и перекрестился. – В общем, когда вдвоём, говори, как тебе захочется, ты же всё-таки мой командир, а на людях…ни-ни! А то оконфузюсь…
Егор заговорщицки подмигнул, принимая правила игры, и вернулся к прежней теме:
– Так выходит, что не всё так плохо?
– Выходит, – согласился с ним его собеседник.
– И чего…, вы нам поможете?
– А ты в этом сомневаешься?
– Да нет, – Горыныч облегчённо вздохнул. – Теперь, уже нет!
– Вот и славно, – улыбнулся отец Фёдор, подымаясь со своего места. – Рад, что вселил в твою растрёпанную душу хоть какую-то долю оптимизма. За сим, должен тебя оставить, извини, время за беседой пролетело незаметно, а дела мои никто не отменял…
– Погоди, Ан-тон, – всё-таки не решился на фамильярные прозвища Егор. – А мне-то чего делать?
– Тебе? Помнится мне, что ты возмущался тем, что события вокруг несутся галопом – вот и отдохни, осмотрись, а там и решим, куда тебя пристроить…
Егора проводили в комнату, которую отвели им для отдыха.
Извинились, что не могут предоставить отдельных помещений, но без подобострастия.
Васьки не было на месте, где-то гонял вместе с собаками, а вот Ника ждала, мучаясь неизвестностью.
– Ну что? – первый вопрос, который вырвался у неё, сказал о многом, так же как и глаза, выжидательно-испуганные.
И Гор не стал выпендриваться, а быстренько, насколько у него это получилось, всё выложил. С каждым сказанным словом он подмечал, как девушка издёрганная последними днями и событиями менялась буквально на глазах: успокаивалась, приходила в себя, то и дело, повторяя одну и ту же фразу: « Ну, я же говорила, я же просила его!…» В итоге, когда Егор закончил своё повествование, Ника разрыдалась…
– Ты чего?
– Про папу подумала, про то, что давно предлагала ему сюда сходить, а он, всё опасался…, – девушка не могла остановиться, а Гор утешая слегка приобнял её за плечи и тут, как это обычно бывает с малышнёй, которая всегда появляется не вовремя, нарисовался их младшенький.
