– Да, конечно… Этот дом очень стар и, к сожалению, не слишком уютен. Комната, отведенная для гувернантки, очень маленькая и окнами выходит на север. Я попрошу своего помощника, чтобы он показал ее. Возможно, аскетичность обстановки придется вам не по вкусу.
Миссис Норидж покачала головой:
– Благодарю вас, сэр. Обстановка не имеет для меня большого значения.
– Не хотите даже взглянуть? До вас две претендентки сразу ответили отказом, увидев комнату.
– Это не повлияет на мое решение, сэр. Я принимаю предложение. Если, конечно, я вас устраиваю.
Генри Эштон всмотрелся в гувернантку внимательнее. В той небрежности, с которой она произнесла последнюю фразу, читалось: «Разумеется, устраиваю. Иначе и быть не может». И ему пришлось признать, что она права.
Перед ним сидело идеальное воплощение гувернантки. Дети рядом с такой всегда вышколены, жены не беспокоятся за нравственность своих мужей, слуги соблюдают уважительную дистанцию. Высокая, худая и прямая, как трость, она смотрела на него с достоинством человека, знающего себе цену.
Внутренний голос Генри Эштона вдруг явственно шепнул, что будет ошибкой нанять эту женщину. Но мистер Эштон постарался заглушить его. Гувернантки не выстраивались к ним в очередь в поисках работы. Дурные слухи расползаются так быстро…
– Что ж, – сказал он, – в таком случае, добро пожаловать в Эштонвилл, миссис Норидж.
Комната и впрямь оказалась крохотной, тесной и промозглой. Миссис Норидж поставила саквояж на пол и подошла к окну, за которым уже смеркалось.
Ничего странного, что кто-то отказался поселиться здесь. Вид на кладбище не каждому по душе.
Сквозь узкие створки можно было рассмотреть обветшалую стену часовни. На ветке высохшей липы сидела ворона и каркала пронзительно и тоскливо. Ее вопли разносились далеко по окрестностям.
Человеку, наделенному богатой фантазией, могло бы прийти в голову, что мрачная птица созывает покойников. Порывы ветра волновали траву на кладбище, и нетрудно было представить, будто могильные плиты понемногу сдвигаются.
Но миссис Норидж была человеком, начисто лишенным воображения. При виде вороны, зловеще каркающей над могилами, она подумала лишь об охотничьем ружье. А если бы какой-нибудь мертвец вздумал восстать из своего истлевшего гроба, Эмма Норидж строго призвала бы его к порядку и настоятельно рекомендовала вернуться на место.
«Моя жена уезжает на несколько дней к подруге и берет Лилиан с собой, – предупредил Генри Эштон. – Вы можете пока обживаться. Или возвращайтесь к нам в начале следующей недели».
Гувернантка выбрала первый вариант. В отсутствие девочки можно спокойно осмотреться и понять, чем так пугал Кэтрин дом Эштонов.
Пока она не увидела ничего особенного. Конечно, если не считать сырости.
«От плесени куда больше зла, чем от соседства с покойниками», – подумала миссис Норидж. И пошла на кухню за своим стаканом молока.
На следующее утро, едва лишь сонный городок начал пробуждаться, Эмма уже стояла перед дверью писчей лавки. Она уже мысленно начала сочинять ответ подруге.
Жизнерадостный толстяк, стоявший за прилавком, выложил перед ней несколько упаковок.
– Могу рекомендовать эту, – вежливо сказал он, доставая лист веленевой бумаги. – Очень гладкая, но в то же время перо не скользит. Не желаете попробовать?
Пока миссис Норидж выводила несколько слов, толстяк восхищенно наблюдал за ней. Какая осанка! А этот римский нос! Не чета легкомысленным вздернутым и курносым. Если бы он раньше видел такое лицо, непременно запомнил бы.
– Вы ведь у нас впервые? Надеюсь, город вам понравится.
– Не уверена, что у меня будет возможность близко познакомиться с ним, – отозвалась миссис Норидж. – Я из Эштонвилла…
Она не успела договорить – хозяин магазина дернулся и опрокинул чернильницу.
По желтоватой бумаге расплылись темно-синие пятна. Они быстро переползли на стол, подобрались к открытой пачке, но миссис Норидж спасла листы от гибели.
Прибежавшая на шум пухленькая кудрявая женщина, по всей видимости, жена хозяина, помогла вытереть чернила. Жизнерадостность толстяка словно испарилась. Он хмуро молчал, сопел, но наконец не выдержал:
– Дом Эштонов – не самое хорошее место. Не знаю, слышали ли вы об этом…
– Дом Эштонов? – Женщина вскинула голову. – Бог ты мой, мэм, что вас туда привело?
– Я – новая гувернантка мисс Лилиан, – сказала миссис Норидж, наблюдая за ними.
Муж с женой переглянулись.
– Маргарет… – нерешительно начал мужчина.
– Ты как хочешь, Джон, а я скажу.
– Если это дойдет до мистера Эштона, он не обрадуется.
Но его жена уже повернулась к миссис Норидж:
– Послушайте, мэм, Эштонвилл – плохое место, в самом деле плохое. Не стоит вам там оставаться.
– Ох, Маргарет…
– Нет, Джон, я не хочу, чтобы повторилась прежняя история.
– Мы не знаем наверняка…
– Знаем! – оборвала его взволнованная женщина. – В поместье Эштонов обитает призрак. Это чистая правда.
Миссис Норидж не удивили ее слова. Она лишь пожала плечами:
– Во многих старых домах живут привидения. У них есть поразительное качество – они повышают стоимость недвижимости.
Маленькая кудрявая женщина всплеснула руками:
– Вы думаете, что сэр Генри набивает цену своему поместью? Нет, мэм, дело не в этом. И не в играющих детях, которые любят звенеть разными железяками и выть дурацкими голосами.
– Нет, не в детях, – эхом откликнулся ее муж.
– Тогда в чем? – серьезно спросила миссис Норидж.
Супруги снова переглянулись.
Если у гувернантки и были сомнения в их искренности, они рассеялись, когда она увидела, как побледнела Маргарет. Бедная женщина попыталась что-то сказать, но с губ ее срывалось лишь неразборчивое бормотание.
Толстяк успокаивающе положил руку ей на плечо и сказал извиняющимся тоном, обращаясь к гувернантке:
– Простите, мэм, у нас тут все сильно напуганы последними событиями.
Терпения миссис Норидж было не занимать.
– Какими событиями?
– Три человека сошли с ума, – сказал толстяк, понизив голос. – Каждый, кто нанимался в Эштонвилл, потерял рассудок.
Повисла тишина, и в этой тишине вдруг негромко прозвонил колокольчик.
Лавочник нервно покосился на дверь. Маргарет вздрогнула и прижалась к нему.
– Это всего лишь сквозняк, – сказала миссис Норидж. – У вас, должно быть, открыто окно в задней комнате. Если призрак и есть, он сидит в Эштонвилле, а не разгуливает по городу.
Ее слова несколько успокоили перепуганную чету.
Лавочник наклонился к ней:
– Гувернантка, которая была до вас, мэм… Она появилась здесь в пять утра. Пришла из Эштонвилла босиком, в одной рубашке. Одна половина лица у нее была застывшая, а другая дергалась. – Он перекрестился. – В жизни не видел страшнее зрелища. И еще она выла.
– Выла?
– Выла и хохотала, – подтвердил хозяин. – Эти дикие звуки и перебудили нас всех.
Он вытер вспотевший лоб.
