Кто убийца, миссис Норидж?

Призрак поместья Эштонвилл

По галерее, освещенной мертвенным лунным светом, бежала женщина. Подол ночной рубашки путался у нее в ногах, босые ступни были сбиты в кровь. Через каждые несколько шагов она затравленно озиралась.

Ее настигала тьма.

Ветер пригнал рваные облака. Словно развевающиеся космы злой колдуньи, они все больше закрывали луну, и галерея неумолимо погружалась в темноту.

Из этой тьмы женщина отчетливо слышала шорох шагов.

Ужас гнал ее все дальше – до тех пор, пока она не свернула вправо. И сразу поняла, что сделала ошибку. Правый коридор заканчивался тупиком.

Вернуться, вернуться скорее! Другой путь выведет ее из этого страшного дома.

Она бросилась назад, но вскрикнула и отступила.

Темнота застыла в узком горлышке коридора, словно забивший бутылку комок водорослей. Женщина попятилась, не сводя с него глаз. Там, в переплетении черных щупалец, шевелилось и всхлипывало то, чему она не могла дать названия.

Воздух вокруг стал плотным, густым и липким. Он обволакивал, как сироп увязшую в нем муху.

– Нет! Нет!..

Из груди женщины вырвалось отчаянное рыдание. Собрав последние силы, она дернулась, вырываясь из невидимой паутины, отступила и замерла, прижимаясь спиной к стене. Дальше бежать было некуда.

На несколько секунд все стихло. У женщины мелькнула крошечная надежда, что на этот раз все обойдется.

А затем темнота подалась к неподвижной фигуре и поглотила ее.

И тогда безумный дикий хохот сотряс древние стены поместья Эштонвилл.

Отрывок из письма, полученного Эммой Норидж:

«…Моя дорогая Эмма! Я никогда не обращалась к тебе с просьбами, но, боюсь, сейчас вынуждена это сделать.

Последний год до моего отъезда я работала в семье Эштонов. Моей подопечной была семилетняя Лилиан. Не стану скрывать, что я очень привязалась к этой девочке. Она умна и добра, а склад характера имеет более созерцательный, чем подвижный. Обычно я легко нахожу общий язык с такими детьми, и Лилиан не стала исключением.

Моему уходу из их семьи предшествовали некоторые не совсем обычные обстоятельства. Все началось с того, что мистер Эштон приютил в своем доме овдовевшую кузину, Шарлотту Пирс. Вскоре после этого в поместье начали происходить странные вещи. Без видимой причины уволились сразу двое слуг, а еще один впал в состояние, близкое к помешательству. Двое уволившихся, люди простые и не склонные к экзальтации, говорили, что им не по себе в стенах дома. Но больше я ничего не смогла добиться от них.

Происходящее было тем невероятнее, что внешне все выглядело по-прежнему более чем пристойно. Миссис Пирс – тихая леди, хотя и чудаковатая. Она никогда не ссорилась ни с мистером Эштоном, ни с его женой, а к Лилиан отнеслась с искренней теплотой (девочка платила ей тем же). Однако обстановка в поместье стала угнетающей и тягостной. Чтобы передать тебе, до какой степени мне было тяжело, скажу лишь одно: когда мистер Эштон сообщил, что они больше не нуждаются в моих услугах, я испытала большое облегчение…

Как тебе известно, вскоре я вышла замуж и уехала. И вот прошло уже четыре месяца, но меня до сих пор не покидает тревога за Лилиан Эштон…

А теперь перехожу к моей просьбе. Ты, наверное, уже догадалась, к чему я веду.

Дорогая Эмма, если ты еще не нашла новую подопечную, прошу тебя, нет, умоляю – поезжай в Эштонвилл. Гувернантки там сменяются часто, и вероятность, что место будет вакантно, довольно велика.

Каждый день я думаю о Лилиан, и эти мысли вселяют в меня страх. Теперь, четыре месяца спустя, я по-прежнему убеждена, что нечто ужасное поселилось в Эштонвилле, и всем, кто там живет, угрожает опасность.

Я знаю, что прошу о многом, и не упрекну тебя, если ты откажешься. Но я знаю также, что если кто-то и сможет помочь этому ребенку, то лишь ты с твоим здравомыслием, проницательностью и умом.

Быть может, мои тревоги – лишь плод моего воспаленного воображения, и ты развеешь их первым же письмом. Я всей душой надеюсь на это!

Любящая тебя,

Кэтрин».

– Итак, мисс Норидж…

Генри Эштон придвинул к себе рекомендательные письма.

Это был высокий сухопарый джентльмен с благородной посадкой головы и львиной гривой седых, почти серебристых волос. Щеки мистера Эштона слегка обвисли, лицо было того желтоватого оттенка, который присущ людям, проводящим больше времени в кабинете, чем на свежем воздухе. Меж бровей залегла глубокая вертикальная морщина.

– Миссис Норидж, – поправила гувернантка. – Я вдова.

Ей показалось, что при этих словах мистер Эштон бросил на нее быстрый тревожный взгляд. Но сразу отвел глаза.

– Миссис Норидж, простите… – исправился он. – Итак, вы ищете место.

– Именно так, сэр.

– Имея на руках превосходные рекомендации.

– Благодарю вас.

Мистер Эштон побарабанил тонкими пальцами по столу. Казалось, рекомендательные письма пришлись ему не по душе.

– Вам сообщили об условиях, миссис Норидж?

– В общих чертах, сэр.

– Выходной – вторая половина последней субботы месяца, оплата – тридцать фунтов в год.

Миссис Норидж слегка наклонила голову. Тридцать фунтов она получала за полгода. Не говоря уже о еженедельном выходном. Если постоянно имеешь дело с детьми, отдыха много не бывает.

Неудивительно, что мистера Эштона смутили отличные рекомендации. Для гувернантки с ее репутацией условия просто смехотворные.

– Лилиан – своеобразный ребенок, – медленно проговорил Генри Эштон. – У нее бывают… м-м-м… странности в поведении.

Он подождал, не проявит ли сидящая перед ним женщина любопытства. Но миссис Норидж терпеливо ждала продолжения.

– Буду откровенен: две предыдущие гувернантки не справились с ней, – признался мистер Эштон.

– Если взрослый говорит, что он не справляется с ребенком, это означает, что он не справляется с собой, – заметила миссис Норидж. – Поверьте, мне это не грозит.

– Рад это слышать.

Генри Эштон встал и в задумчивости подошел к окну. Оно выходило в сад, где цвели красные розы.

Миссис Норидж увидела, как из-за угла дома показалась высокая женщина в черном платье. Она шла очень медленно, то и дело останавливаясь и срывая головки со стеблей.

Сорванные цветы женщина роняла на землю. Брошенные бутоны пламенели на дорожке, как алые капли. Казалось, за идущей остается кровавый след.

Но взгляд гувернантки был прикован не к странной женщине, а к хозяину дома. От ее внимания не ускользнуло, что при виде фигуры в черном Генри Эштон отшатнулся.

Резким движением он задернул штору, и в комнате воцарился полумрак.

– Так о чем мы говорили?

Он рассеянно потер лоб.

– Об условиях моей работы, – напомнила миссис Норидж.