Галя посмотрела на них и усмехнулась. Кажется, без обиды.
Ветер был попутный.
Через час начало темнеть и явственно обозначился свет маяка.
Первым этот свет увидела Галя и окликнула Артёма, сидевшего к ней лицом: посмотри.
Маяк светил так, точно перед глазным яблоком держали горящий сучок.
Некоторое время Артём смотрел на маяк, а потом отвернулся: глаз заныл.
Нет, в тюрьму больше нельзя. Надо в Кемь. Надо убежать.
Двигаться в темноте было страшно, Галя снова зажгла фонарь.
Артём поставил его на нос лодки. Чёрная вода в свете фонаря казалась очень глубокой.
“Всё время забываешь, что вокруг смерть… – зябко думал Артём. – И без света дурно, и со светом – ужас”.
Фонарь моргал. Маяк моргал.
Мари часто трогала голову мужа: и это раздражало тоже.
Кажется, Артём несколько раз засыпал. Осознавал, что проваливался в сон, по обломкам ледяной абракадабры, творившейся в голове.
…Баркас с красноармейцами они встретили нежданно: видимо, те в какой-то момент заметили свет фонаря и стали дожидаться, что за странники.
…Странники заметили баркас, когда были от него метрах в тридцати.
– Глуши мотор! – заорали сразу в несколько голосов.
Галя послушалась, вырубила грохот мотора.
С ходу их лодка пролетела прямо до баркаса. Лодку подцепили багром. Галя ударила по багру кулаком, но не стала пытаться его сбросить.
“Перестрелять их?” – лихорадочно думал Артём, глядя то на Галю, то на баркас; пистолет так и оставался у него в кармане, а на дне лодки лежало ружьё с запасом патронов, которое Артём, как велела Галя, забрал у иностранцев. Хотя разве его успеешь достать…
Галя, кажется, думала о том, держа руку на кобуре.
Но в них целилось из винтовок сразу трое красноармейцев с баркаса.
Там тоже зажгли фонарь.
– Это кто ещё такие? – спросил чекист с фонарём, разглядывая Артёма. – Ну-к, вынь руку из кармана.
Мари поначалу обрадовалась баркасу – но теперь, видя людей с оружием, перепугалась: Артём почувствовал, что она дрожит. Хотя, может быть, она дрожала уже несколько часов. Слышно было, как стучат её зубы.
– В чём дело, ослепли совсем? – прокричала, привставая, Галя, то ли нарочито огрубляя голос, то ли действительно охрипнув на ветрах.
– О, комиссарша из ИСО, – признал кто-то.
Чекист поднял фонарь выше.
– Старший, доложить причину ночного рейда! – рычала Галя.
Некоторое время была тишина – только скрип баркаса и ночной ветер.
– Тоже мне командирша, – наконец сказал чекист с фонарём. – Я тебе не подчиняюсь. Какого вы тут ищете на своей лодке?
– Спецприказ начальника лагеря! – продолжала выкрикивать, как хриплая птица, Галя. – Задержали и доставляем в лагерь двух шпионов. Уберите багор немедленно! И опустите винтовки в конце концов.
– Покажи спецприказ! – сказал чекист.
Артём наконец угадал: это был Горшков. Только от страха можно было так долго не узнавать этот поганый голос.
– Опустить винтовки, я сказала! – крикнула Галя.
…Эти сумасшедшие, как в продолжающемся сне, крики в свете двух фонарей, стальная вода вокруг…
Артёма трясло.
…Ещё было много шума, заставили разворошить тряпьё, показать Тома – вдруг там спрятан пулемёт… порешили на том, что баркас потянет моторку за собой.
Плыли в оцепенении.
Мари вперилась взглядом в баркас, одновременно держа руку на голове у мужа, словно говоря ему: подожди, ещё немного.
Галя сидела, поджав спёкшиеся губы.
