– Ну что ж, напишите заявку, я с удовольствием познакомлюсь с вашей идеей, фрау Брахт.
– Заявка уже готова, она у меня с собой.
– Вот как? – Он взглянул на часы. – Зайдите ко мне сегодня, после шести.
Когда он удалился, Герман спросил:
– О чем ты так мило беседовала с руководством?
– Руководство интересовалось, как мы отдохнули в Венеции, – ответила Эмма.
После обеда группа отправилась в «вирусный флигель». Реактор Гейзенберга был почти готов. Там приходилось переодеваться в защитные костюмы. Эмма легко сочинила уважительную причину, чтобы остаться в лаборатории. Когда все ушли, она еще раз перечитала свою заявку и ровно в шесть открыла дверь приемной Дибнера. Никого, кроме секретаря, не было. Он поднял трубку, доложил о ее приходе и сказал:
– Фрау Брахт, господин директор примет вас минут через десять.
Эмма сидела неподвижно, тонкая папка лежала на коленях. В голове крутилось: «Сдвиг по энергии между уровнями три, десять, пятнадцать электронвольт. Телефон может быть неисправен. У аппарата в столовой несколько раз ломался механизм звонка. Частотный сдвиг между спектрами восемь гигагерц. Сказать польке, чтобы прекратила бренчать на фортепиано».
– Добрый вечер, милая Эмма.
Она увидела Вайцзеккера. Он только что вышел из директорского кабинета.
– Здравствуйте, Карл.
Для вопроса «Что вы здесь делаете?» щенок-философ был слишком хорошо воспитан и поэтому спросил:
– Как поживают львы Святого Марка?
– Отлично, – ответила Эмма.
Папка соскользнула с колен. Щенок-философ поднял. Конечно, ему хотелось заглянуть внутрь. Но ленточки были туго завязаны. Настолько туго, что Эмма не сумела распутать узелок, когда оказалась в директорском кабинете, и пришлось просить у секретаря ножницы.
Дибнер внимательно читал заявку. Эмма спокойно ждала. Наконец он положил листки на стол, взглянул на Эмму поверх очков.
– Поздравляю, фрау Брахт, идея блестящая. – Он откинулся на спинку кресла, открыл красивую деревянную шкатулку и вытащил сигарету. – Вы позволите?
– Да, конечно.
Он щелкнул массивной золотой зажигалкой, затянулся, задумчиво произнес:
– Электромагнитный метод при измененной траектории полета мог бы стать для нас прорывом, – он выпустил дым, помолчал, – но лишь в том случае, если мы найдем способ задать изотопам двести тридцать пять мощное дополнительное ускорение.
– Совершенно верно, господин Дибнер. Дополнительное ускорение. – Эмма заерзала на стуле. – Через пару недель я буду готова доложить вам, каким образом дать им крепкого пинка.
Дибнер рассмеялся.
– Крепкого пинка! Очень точно выражение. – Он стряхнул пепел. – Не терпится узнать, что именно вы придумали, фрау Брахт. Может, хотя бы намекнете?
Эмма помотала головой:
– Простите, господин Дибнер, пока не могу, мне надо провести еще дополнительные расчеты. – Она улыбнулась и, пристально глядя ему в глаза, добавила: – Если бы у меня была своя лаборатория и своя группа, дело пошло бы значительно быстрей.
– Ах, вот вы о чем? – Дибнер отбил пальцами дробь по столешнице. – Да, я понимаю вас, фрау Брахт, но помочь пока не могу. Управление вряд ли выделит дополнительные средства на еще одну группу по разработке электромагнитного метода.
– Еще одну? – Эмма судорожно сглотнула.
– Впрочем, я готов вернуться к этому разговору, когда вы порадуете меня заявкой насчет крепкого пинка.
– Простите, господин Дибнер, – Эмма слегка дернула головой, – вы сказали «еще одну группу». Если я верно вас поняла…
Дибнер приложил палец к губам, подался вперед и прошептал:
– В Гейдельберге профессор Боте и доктор Фламмерфельд уже третий месяц над этим работают.
– С измененной траекторией? – уточнила Эмма.
– А как же еще? Бессмысленно пускать атомы по прямой. – Он погасил сигарету, вздохнул. – Я сам устал от этой секретности. Запрет на обмен информацией между институтами создает массу проблем.
«Значит, меня опередили, – спокойно подумала Эмма. – Ну что ж, удивляться нечему. Идея лежит на поверхности, Вальтер Боте
