– Да нет же! Не в этом дело!
– А в чем? Не молчи, объясни.
Илья сидел, низко опустив голову, доктор пытался заглянуть ему в глаза и услышал быстрый шепот:
– Боюсь лишить ее последних иллюзий.
– Думаешь, они у нее остались?
– Не знаю… Ну ведь надо во что-то верить, когда тебе двадцать один год…
– И во что она должна верить? В светлое коммунистическое завтра? В мудрость и отеческую любовь товарища Сталина?
– Перестаньте. – Илья сморщился. – Верить хотя бы в какое-то завтра, видеть хотя бы бледную тень смысла.
Доктор вздохнул и отвернулся. Минуту молчали, наконец Илья произнес:
– Просто мне страшно за нее, пытаюсь защитить, спрятать.
– Ну, ты же не кенгуру, у тебя на брюхе теплой сумки нет. Да и не усидит она в сумке, взрослая уже.
– Взрослая, – кивнул Илья, – кстати, послушайте, какой сочинила вчера стишок:
Карл Рихардович повторил стишок, медленно, нараспев. Глядя на него, Илья невольно улыбнулся.
– Слабенькая, уязвимая, – произнес доктор, передразнивая унылую интонацию Ильи, – плохо ты ее знаешь, Илюша.
– Ладно, опять мы заболтались. – Илья взглянул на часы. – Времени мало, меня вызвать могут в любую минуту, я предупредил Поскребышева, если что, сюда позвонит.
– Отлично, – кивнул доктор, – значит, дергаться не будешь. Позвонит – сразу поедешь, а нет, так и слава богу. Слушай, я знаю, кто мог бы съездить в Иркутск.
Доктор принялся подробно пересказывать разговор с Митей Родионовым. Илья почти не перебивал, иногда вставлял короткие реплики.
– Отправлять нелегалом в Германию парня, который работал в торгпредстве, – маразм, белая горячка в ежовском стиле, но Берия совсем не идиот…
– А вот представь, – перебил доктор, – если бы до сих пор наркомом оставался Ежов.
– Не спился бы, мог и остаться.
– Брось, – доктор махнул рукой, – не мог. Он и без водки был абсолютно невменяем.
– Как будто остальные вменяемы! Ворошилов, Буденный, Молотов…
– Ну-ну, ты загнул. Молотов уж точно в здравом уме. С трибуны и по радио вещает вполне связно.
– Ежов тоже вещал не хуже прочих. Для этого здравого ума не нужно, голосовых связок вполне достаточно.
– То есть ты считаешь, Хозяин избавился от Ежова исключительно из-за пьянства? А на кого свалить тридцать седьмой? Ну и все- таки пора уж назначить на такую ответственную должность более компетентного человека…
– Например, Валерия Чкалова.
– Кого? – Карл Рихардович даже привстал от удивления. – Чкалова? Летчика? Погоди, он ведь погиб недавно.
– Мг-м, разбился при испытании новой модели истребителя, через несколько месяцев после того, как Хозяин предложил ему занять пост наркома. Ежов еще не был снят. Берия сучил ножками от нетерпения, ждал. И вот, нате вам, Чкалов.
– Он отказался?
– Обещал подумать. Предложение прозвучало на ужине в Кунцеве, при Ежове и при Берия.
– Слушай, а может, это был такой изощренный способ убийства? Натравить их обоих сразу, вполне в его стиле.
– Может, и так. – Илья пожал плечами. – Но вряд ли. Просто Хозяину нравятся герои-летчики. Вот, назначил Проскурова руководить военной разведкой. И, между прочим, выбор оказался очень удачный. Проскуров толковый человек, разведку поднимает из пепла. И – страшно произнести – порядочный. Представляете, честный, порядочный человек. Смертный приговор.
– Вот и попробуй поговорить с ним о Мите. Заберет его к себе, а? Даже если не получится с Иркутском, Митю надо вытащить в любом случае.
– Подумаю. – Илья нахмурился, помолчал минуту. – Карл Рихардович, а ведь вы меня заразили урановой темой. Не выходит из головы. Оказывается, наши физики уже полгода письма строчат в ЦК про энергию урана и возможность создания сверхмощного оружия.
Доктор молча кивнул.
– Есть резолюция Берия, – продолжал Илья, – все разговоры о ядерном оружии – вражеская попытка отвлечь правительство от
