– Там, в Самаре, выращивали красный перец и называли его почему-то горчицей. Измельчали и продавали, ну, как приправу. Покупателей страшным образом надували, подмешивали отруби и всякую ерунду. Оттуда и пошло.
– А вы Игорю рассказали про Бурлакова?
– Нет еще, – повинился Дмитрий Иванович.
Он собирался позвонить полковнику, когда вышел из Думы, но получилось так, что позвонил Варваре. И сейчас с ней «встречается».
– Нужно срочно рассказать. Пусть ищет отца потерпевшего и выясняет, как они оба были связаны с депутатом.
– Все дело в том, что именно это должен был выяснить я, Варвара Дмитриевна. А я задание провалил.
– Да ну вас, Дима, – сказала Варвара сердито. – Не выдумывайте! Ничего вы не провалили. И потом, вы же профессор, а не оперативник.
Димой его почти никто и никогда не называл. Он стал Дмитрием Ивановичом очень рано, лет в двадцать пять, когда стал читать лекции студентам, и с тех пор по имени его называли только родители и самые близкие друзья.
– Послушайте, – сказал Шаховской, вдруг осознав себя Димой, – мы же договорились встретиться, а весь вечер разговариваем об убийстве. Это неправильно, наверное.
Варвара пожала плечами.
– Мне нравится.
– Убийство?!
– Разговаривать с вами.
Тут она почему-то вытащила руку, независимо посмотрела по сторонам и спросила довольно воинственно:
– Куда мы идем?
– Ужинать, – брякнул Дмитрий Иванович, перепугавшись, что она сейчас скажет, что ей нужно домой. – На Никитской есть ресторанчик, почему-то он называется «Лук-кафе». Там вкусно и всегда полно студентов и зрителей из театра Маяковского. Два шага осталось.
– Лук так лук, – согласилась Варвара. – Кафе так кафе. Только Игорю нужно позвонить.
– Да, разгорячился сегодня Дмитрий Иванович, прямо на себя не похож.
– И финансовая сфера его никогда особенно не интересовала, а тут – на тебе! Такой напор. Даже Муромцев удивился.
– А что, господа, ведь по сути князь совершенно прав!.. Иностранный заем, да еще такой значительный, требует разрешительной резолюции парламента! Государственное ведь дело. Лягушатники, может быть, и дадут денег, только поунижаться, покланяться заставят! А сколько лет выплачивать придется? Еще детям нашим долг передадим.
– Что это вы так неуважительно, Николай Степанович? Наших европейских друзей да лягушатниками припечатали! Всякие такие словечки Пуришкевичу лучше идут.
– Да ведь дело-то в том, господа, что деньги от займа направят, как обычно, на удушение революции, а не на улучшение жизни народа!
Варвара Дмитриевна прислушивалась к разговору и все посматривала на дверь, не появится ли Дмитрий Иванович.
На только что окончившемся заседании, а был Большой день, когда в Думу приезжают министры, князь взял слово и заговорил о совершенно неожиданном – необходимости еще раз детально обсудить вопрос предстоящего французского займа. Мол, в прошлый раз дело было рассмотрено наспех, поверхностно, так не годится. Депутаты как следует не вникли в столь серьезный вопрос, и покуда они не вникнут как должно, министру финансов не стоит отправляться во Францию. С правой стороны, как только взяли в толк, о чем Шаховской намерен говорить, закричали:
– Остановите оратора, он не по теме!
