– Но это невозможно решительно, – продолжал отец Андрей, – вы особа известная, вас слишком многие знают в лицо. Тогда уж лучше я…
– Вот именно! – Варвара Дмитриевна повернулась на каблуках. Генри Кембелл-Баннерман, который никогда не видел хозяйку в такой ажитации, сглотнул слюну. – Вас все знают! Ваши фотографические портреты во всех газетах! А вы собираетесь в логово террористов явиться собственной персоной!
– Не собственной, – Дмитрий Иванович улыбнулся, подошел к занятому креслу и откинул простыню. Там оказались какие-то странные вещи. – Это костюм и грим.
– Грим? – совсем уж обессилела Варвара Дмитриевна. – Костюм?..
Отец Андрей подошел и стал перебирать и рассматривать вещи.
– Тут ведь такое дело, Варвара Дмитриевна, – тихо сказал князь и попытался взять ее за руку, она руки не дала, конечно. – За считаные дни, что нам удастся выиграть, как следует операцию не подготовить. Одна надежда на внезапность и на… соблазн. Предлагается очень большая сумма, а у революционеров расходы немалые. Партийных идеологов за границей содержать надобно, оружие покупать, типографские расходы покрывать тоже надо, куда ж без подпольной литературы!
– Господин Маркс, что вы, – пробормотал батюшка, – без него пропадешь…
Варвара оглянулась на него.
– Взрывчатка, подпольные мастерские, свои люди в охранке, все требует денег.
– Вот именно – свои люди!
Варвара Дмитриевна готова была разреветься у них на глазах. Она никогда не отличалась преувеличенной чувствительностью и к истерике склонности не имела, распущенность презирала. Привычка к самообладанию заставляла ее сдерживаться изо всех сил, но это невозможно, невозможно!..
– Если у террористов есть в охранке свои люди, то вы подвергнете себя страшной опасности! Вас… как это… расшифруют!
– В том-то и дело, что нет, Варвара Дмитриевна. Отправлять кого-то из агентов действительно сверхопасно. Их могут знать в лицо или по описанию. А я человек совершенно далекий, посторонний. Да и грим, – тут он опять поморщился, – сделает свое дело. Столыпин считает, что операция пройдет успешно.
– А велика ли сумма? – Батюшка вертел в руках накладные гвардейские усы.
– Вот это я еще не примерял, – сообщил Шаховской, ткнув в усы. – Мне пойдет, как вы думаете, Варвара Дмитриевна?..
Он прошел к немецкому несгораемому шкафу, погремел ключами, распахнул толстую металлическую дверь.
Варвара Дмитриевна старалась длинно дышать, чтобы успокоиться, считала вдохи и выдохи. Отец Андрей кинул усы на кресло и вытащил седой парик. Варвара Дмитриевна, завидев парик, неслышно топнула ногой по ковру и отвернулась. Вдохи-выдохи не помогли.
– А вот и соблазн.
Сообщники оглянулись.
Дмитрий Иванович аккуратно поставил на зеленую обивку письменного стола голубую чашку, до краев наполненную чем-то блестящим.
– Здесь бриллиантов тысяч на семьсот-восемьсот, – сообщил князь. – Согласитесь, ради таких денег господа террористы должны будут рискнуть.
Батюшка подошел и посмотрел в чашку. Варвара Дмитриевна опустилась в кресло.
Все кончено, вот что она поняла в этот момент совершенно отчетливо. Уговаривать, умолять, даже рыдать не имеет смысла.
Этот человек, имя которого ей было так весело произносить – вот просто сказать «Дмитрий Иванович», и сразу хорошее настроение, – организатор думских дел, вечно занятый нескончаемыми вопросами, вовсе не только политическими, но и мелкими, обыденными, даже работу буфета ему приходилось регулировать, такой свой, привычный, насмешливый, легкий, уважаемый не только союзниками, но и противниками, хорошо образованный, умеющий ясно и складно излагать свои мысли, этот самый человек все решил и хорошенько подготовился к делу, которое ему предстоит.
Вот чашка с бриллиантами, а вот накладные усы и парик.
Господи, помоги нам!
