интересовало, он совершенно выключался из жизни сиюминутной, привычной. Мать всегда говорила, что он не заметит конца света, если о чем-нибудь всерьез задумается, и это истинная правда. Никакого конца света сегодня не планировалось, но и семинары, и лекции профессор провел скучно, серо. В общем, обыкновенно. А студенты терпеть не могут обыкновенности, это уж Дмитрию Ивановичу было отлично известно!..
…Почему Шаховской –
Нужно разыскать воспоминания Коковцова, Шаховской точно знал, что тот много писал в эмиграции, и изучить внимательно, нет ли у него упоминаний о том самом дне в Думе, когда князь Шаховской вдруг предложил отсрочить его отъезд.
«Воспоминания Коковцова», – написал на бумажке Дмитрий Иванович.
…Вчера вечером Варвара сказала ему: «Звоните, Дима!», зевнула до слез, смутилась и засмеялась – расстались они поздно. Она жила в старом неухоженном доме на Мясницкой, подъезд облупленный, страшный, в струпьях облезшей зеленой краски. «В центре полно таких домов, – сказала Варвара, когда в подъезде он стал оглядываться по сторонам, – ну, которые еще не успели купить и продать за бешеные миллионы, а жителей выселить в Дегунино Восточное!»
Дмитрий Иванович потом долго думал – почему в Восточное?..
…Этот дом на Мясницкой с одиноким фонарем перед ободранной коричневой дверью понравился ему гораздо больше того, ухоженного и богатого, в котором обитали прекрасная Милана и ее вышколенная сторожиха. Там все было… придуманное, ненастоящее, выставленное напоказ, а здесь все наоборот. И дело не в том, что Шаховскому запустение и неухоженность нравились больше красоты и шика, а в том, что красоту и шик всякий понимает по-своему. Ему нравилось, что в доме на Мясницкой Варвара выросла, ходила по этой улице в школу – «во-о-он там, видите, наша школа, а дальше музыкальная!» – а под Новый год в «Детский мир», он же рядом, только площадь перейти.
«В «Детском мире», – рассказывала Варвара и улыбалась своей дивной улыбкой, – были такие корзины с игрушками. Огромные! В них сидели всякие звери. И разрешалось в них рыться! Я рылась сначала в одной, потом в другой, а толпа страшная, не подойти. Но в этом все дело! Хотелось найти своего медведя, понимаете?.. Из всей корзины выбрать одного, своего. И мама всегда меня ждала, не торопила. Она сейчас вспоминает, как мы ходили, и говорит, что ее ужас берет. Но ничего он не берет, я-то знаю! А потом мы брали медведя и шли домой, вот так, по кругу, в обход. И на Кузнецком мосту заходили в булочную. Там продавали бублики. Теперь нигде не продают бубликов, не знаю почему. Мы приходили домой с медведем и бубликами, а елка уже стояла, родители ее всегда рано ставят! Я однажды под ней заснула, и папа не стал меня переносить в кровать. Я утром проснулась и ничего не поняла – надо мной зеленые ветки, представляете?!»
Он представлял. И елку, и медведя, и дорогу из «Детского мира» вокруг Лубянской площади, и маленькую Варвару почему-то в клетчатом пальтишке.
«У вас было клетчатое пальто?» – спросил он неожиданно, и она удивилась, потому что оказалось – было.
…Почему нигде нет никаких упоминаний о заговоре, если на самом деле он существовал? И против кого? Кто это – «известная вам особа», которая упоминается в письме Щегловитова? О чем именно должен узнать государь? Дело очень важное, если уж о нем докладывали государю! Что именно произошло в мастерской на Малоохтинском, которую «случайно обнаружила полиция»? Хороши случайности, если у каждой двери оказались жандармы, права Варвара!
Еще он спросил ее, как получилось, что у нее такая странная профессия – эксперт? Странная и некрасивая. Варвара Звонкова страшно удивилась. Ей не приходило в голову, что у нее некрасивая профессия! «Папа всю жизнь на Петровке проработал, – объяснила она. – И мне тоже очень хотелось служить там же. Я папой очень гордилась, и мне здание нравилось, мы с бабушкой всегда на Петровку ходили гулять, – вдруг папу встретим. И несколько раз правда встречали!.. Только он все время бежал, то на вызов, то с вызова. Он мне сказал, что
