в следствии – ну, в серьезном следствии, конечно, – женщине не место, и оперативником она быть не может. Осталась одна дорога, в эксперты! А мама хотела, чтоб я поступила в МГИМО и сначала красиво училась, а потом красиво ездила в разные красивые страны!.. Она, как и вы, поклонница красоты!»
Осталось еще очень много всего, о чем он хотел спросить, но они прогуляли до ночи, и нужно было расставаться, а расставаться он как раз не хотел.
… Он позвонит ей сегодня, и они встретятся.
Дожив до сорока лет, Дмитрий Иванович стал профессором и «ученым человеком», как иронизировал полковник Никоненко, написал множество научных трудов и монографий, заработал «имя» – Боря то и дело повторял, что Дмитрию Ивановичу хорошо живется, потому что у него «имя», – но огромная часть жизни, в которой принято звонить девушкам и назначать им свидания, и провожать их до подъезда, и приглашать в кафе, и разговаривать о пустяках, страшно важных, никогда не имела к нему никакого отношения.
Он женился только один раз, давно, еще в аспирантуре, на чудесной девушке из Абакана, которая все время хохотала, обожала клубничное мороженое, пела «Ах, вернисаж, ах, вернисаж, какой портрет, какой пейзаж!», носила мини-юбки, колготки в сеточку и лакированные сапоги. Диму Шаховского она тоже обожала, готовила на ужин «вкусненькое», а когда приходили его друзья-лингвисты, таращила глаза и восхищалась, что они такие умные, говорят – ни слова не поймешь!.. Очень быстро девушка из Абакана соскучилась с ним так, что вовсе перестала петь про вернисаж и пейзаж, и даже пару раз поплакала, и объявила ему, что мама считает, они «не пара»! Дима Шаховской не умел разбираться в тонких материях, ему казалось, что все хорошо – они не ссорятся, не портят друг другу нервы, не «рвут душу», этого вполне достаточно. Но она считала как-то по-другому и года через два объявила Диме, что «встретила другого и полюбила его всей душой». Она опять плакала, жалела Диму, который теперь без нее пропадет, ругала себя и называла «вертихвосткой», потом села к нему на колени, обняла изо всех сил, зашептала в ухо, чтобы он не расстраивался, она будет приходить «часто-часто», и они «навсегда останутся друзьями», потому что Дима «очень, о-о-очень хороший», а сейчас он должен ее отпустить, потому что она «полюбила».
Он отпустил, конечно.
Новый муж, кажется, хоккеист, быстро увез ее в Лондон или Ванкувер. Наезжая в Москву, она непременно звонила Диме и его родителям, привозила «сувенирчики», хохотала, показывала фотографии кудрявых детишек, мальчика и девочки, таращила глаза, говорила, какая скучища там, в Лондоне или Ванкувере, ну просто несусветная!.. В Абакане было гораздо веселее, правда, правда! «Ах, вернисаж, ах, вернисаж, какой портрет, какой пассаж!»
Потом хоккеист куда-то делся, и она оказалась женой модного певца, звезды эстрады «первой величины». Тут произошла метаморфоза. Она перестала звонить, приезжать и хохотать и сделалась «столбовою дворянкою», как в сказке. Несколько раз Дмитрий Иванович видел ее по телевизору, где она сидела прямо, почти не улыбалась, рассуждала о своих корнях, – Абакан в ее рассуждениях никогда не поминался, – о том, как важно для мужчины, чтобы рядом с ним была правильная женщина, а также о необходимости образования, вот, например, ее дети получают это самое образование в лучших университетах мира, как и положено детям аристократов. Очень серьезно говорила о любви, единственной, ниспосланной Богом, и демонстрировала бриллиант в одиннадцать каратов, подаренный ей певцом к годовщине свадьбы.
Действительно, пассаж, что тут скажешь!..
В следующий раз Дмитрий Иванович увлекся специалисткой по древнерусской истории, которая защищала диссертацию в его университете. Она была блестяще образованна, очень умна и в научных вопросах непреклонна. Друзей Шаховского она то и дело уличала в невежестве и ставила на место, и ему самому спуску тоже не давала. С ее точки зрения, он сделал очень мало – как ученый, – да и вопросы, которыми он занимается, совершенно пустяковые и изучать их глупо. Дмитрий Иванович поначалу оправдывался, старался казаться глубже и шире, все пытался доказать, что не так уж он плох, но она слушать ничего не желала. Когда он давал ей почитать свои монографии, она возвращала их, исчерканные красной ручкой, с пометками и язвительными замечаниями на полях, и как-то он поймал себя на том, что его тянет посмотреть прежде всего последнюю страницу, какая там оценка стоит!.. Быт она презирала, и не просто презирала, а как-то нарочито, напоказ, батон по рассеянности совала в бельевой ящик, фантики от конфет, читая книжку, закапывала в цветочные горшки, переполненные мусорные пакеты ставила на подоконник, а грязные тарелки на одеяло. Одевалась она исключительно в черное и, когда курила, непременно сыпала пепел себе на юбку. Потом ей предложили работу в Питере, и она уехала, велев Дмитрию Ивановичу следовать за ней.
