– Советской власти двадцать лет как нет, – объявила Варвара Дмитриевна и сунула нос в воротник пальто – воняло из квартиры нестерпимо. – Вы Ольга Яковлевна? Куда проходить?
– Ну, в кухню идите…
От вони щипало глаза. Шаховской двинулся по коридору следом за хозяйкой. Варвара у него за спиной нащупала его руку, он взял ее ладонь и сжал.
– Нужно было с работы противогаз захватить, – негромко сказала она. – У нас есть на складе.
В кухне были кошки.
Кошки сидели на каменном подоконнике, на столе, на буфете с раздвижными дверцами – одна оторвана, – на стульях и табуретках. Кошки ходили по полу и спали в картонных коробках, в ряд стоявших у стены, выкрашенной до половины зеленой масляной краской, кое-где растрескавшейся. Кошки лазали по посудной полке среди разномастных тарелок. Под ногами хрустело, как будто приходилось давить тараканов, оказалось, что весь пол усыпан кошачьим кормом из прорвавшегося пакета. На плите в алюминиевой кастрюле булькало какое-то варево, от которого воняло еще хуже, чем от кошек.
– Рыбку варю, – безмятежно сказала хозяйка, взяла кошку, уселась на табуретку и посадила ее на колени. Киса недовольно дернула хвостом и спрыгнула. – Им нужно свежей рыбки поесть. Я беру в гастрономе, недорого.
Варвара прошла к окну – кошки недовольно оборачивались и мяукали – распахнула захлопнутую форточку и сунулась к ней.
– Ольга Яковлевна, вы знаете музей на Воздвиженке? Вы несколько раз туда приходили! – спросил Шаховской.
– А что? Я права не имею? У нас все права только богатые имеют, и еще депутаты! А если я не депутат, значит, мне и приходить никуда нельзя?! В милицию меня?! Заявление на меня писать?!
Она раздула ноздри и хлопнула ладонью по столу. Кошка, вылизывавшая ногу, вздрогнула и посмотрела на нее с презрением.
– А вы пишите заявление, пишите! На меня и на деточек моих! В Конституции не написано, что запрещено кошек держать! А раз не написано, значит, я право имею! И не выселите вы меня, найдется и на вас управа!
– Вы приходили в музей на Воздвиженке? – повторил Шаховской.
– Я-то в своем праве, а они меня в отделение?! И поп с ними заодно! Я думала, он порядочный, а он заодно! Калитку стал от меня замыкать, замки навесил! А я что, не человек? У нас, между прочим, свобода передвижения!
Шаховской посмотрел на Варвару, которая все дышала в форточку и ничем ему не помогала.
– А я так ему и сказала, попу-то!.. В лицо прямо! Не имеете права меня не пускать, я за своим законным делом иду! А если не пускаете, заявление на вас подам обер-прокурору, и дело с концом! Нет у нас такого закона, чтоб не пускать.
– Обер-прокурора тоже нет, – сообщил Шаховской. – Уже давно. После семнадцатого года у нас патриархия.
Хозяйка посмотрела на него с недоверием и подхватила с пола сразу двух кошек, рыжую и черную, с бельмом на глазу. Кошки извивались и вырывались.
– Зачем вы ходили в музей, Ольга Яковлевна?
– Как зачем? Столько лет наследство под замком держали, присвоить хотели, а теперь-то открыли! Там все мое, чужого мне не надо, а мое – отдайте. При советской власти паразиты эти не пускали, потом опять не пускали, а уж когда открыли, время пришло свое получить!
Дмитрий Иванович помедлил и пристроился на табуретку, с которой спрыгнула очередная киса. Теперь кошки, копошившиеся на полу, терлись о его штанину.
– Какое наследство?
Ольга Яковлевна удивилась:
– То есть как какое? Мое, конечно! Или вы думаете, я дам государству все захапать?! Ничего не дам, ни копейки! Там все мое! Мы столько лет ждали, когда время придет! Нас же туда не пускали! Туда никого не пускали, и нас тоже. А тогда, при
