– Зачем я нужна женщине-заказчику?
Подмосквич выпятил губы, издав пронзительный, режущий ухо трубный звук.
– Туу-туу-ууу! Плохой вопрос, переход хода.
– Чем же он плох?
– Ты слышала, я говорил Шуре Кузнецову о том, что не знаю целей заказчика. Зачем тогда сотрясаешь воздух впустую?
Лю дернула плечами:
– Может, ты врал ему.
– Я похож на вруна?
«Уазик» тащился еле-еле по заметенной снегом дороге. Впереди идущий БТР своим корпусом пробивал путь в белой пучине, однако «козел»[12] с трудом пробирался по оставленной глубокой колее, постоянно вяз в ней, то и дело норовя сесть на мосты. Бронетранспортеру часто приходилось останавливаться, дожидаясь беспомощного четырехколесного «товарища».
– Ты очень похож на вруна, – путешествие затягивалось, так почему не развлечь себя словесной игрой? Лю приняла правила.
– Хочешь обидеть меня, девочка?
– Мальчик, ты годами не вышел, чтобы называть меня девочкой, – она не собиралась оскорблять его, всего лишь немного поддеть.
– А ты можешь называть меня мальчиком, – Вадим не обиделся, он тоже пытался отвлечься от нудной дороги.
– Ты слишком игрив для военного.
– Ты слишком легкомысленна для наемной убийцы.
– Я прежде всего девочка, а девочки легкомысленны по своей природе.
– Воздух! – в разговор, становящийся все более бессмысленным, вмешался водитель. Ткнул пальцем в окно, указывая на небо:
– Вичухи!
Диск ночного светила на миг закрыла огромная тень, превратив полную луну в усеченный полумесяц.
– Мать-мать-мать! – Вадим тут же забыл о всякой игривости и, совсем неделикатно вдавив девушку в сиденье, протиснулся к стеклу. Впрочем, не забыв пробурчать извинения, – пардон, мамзель Лю.
– Петя, ты скольких насчитал?
– Темно, командир… Троих точно видел, но легко может быть и больше!
– Гаси огни, живо! С бэтером свяжись!
Затрещала помехами рация, водитель, пробиваясь сквозь заполненный шумами эфир, прокричал отрывистую команду. Спустя секунды БТР слился с ночью, громкий рев движка сменился напряженной тишиной.
– Что вичухи могут сделать бронетранспортеру? – Летиция решилась заговорить далеко не сразу, около минуты они просидели молча, выжидая чего-то.
– Бэтеру ничего, – успокоил Вадим.
– Тогда…
– Но мы не в бэтере…
Слова бывшего «танкиста» заглушил шелест гигантских крыльев, раздавшийся прямо над головой. Машина еле заметно покачнулась на рессорах, будто от сильного ветра.
– Ершень-поршень! – яростно прошипел сосед Летиции. – Заметили, мрази! Так, сидим тихо, не двигаемся, молимся своим…
Ему снова не дали договорить. Что-то проскрежетало по крыше, оставляя в ней сквозные борозды – от борта до борта.
– Сидеть! – Вадим схватил неизвестно куда рванувшуюся девушку, с силой прижал к себе. И выдохнул ей прямо в ухо: – Тише ты!
Ожидание – Летиция не любила его, не могла привыкнуть… Она злилась, злобой заглушая свой страх, она проклинала все на свете – себя, Ареха, Сиропчика, лесопаркового таможенника и донского антиквара, подмосковного Вадима и небесных хищников, вздумавших поохотиться так несвоевременно, – ненависть помогала сохранить остатки самообладания. Ведь нет ничего хуже, чем быть жертвой и обреченно ждать пока тебя подадут на ужин охотнику.
Стук сердца и дыхание, ток крови в венах, громкие испуганные мысли – слишком шумно для абсолютной тишины. Она чувствовала потаенный, спрятанный под химзой страх Вадима, водитель Петя превратился в каменную статую, недвижимую и лишенную малейших эмоций, но даже от него разило диким ужасом – сквозь каменный панцирь, сквозь маскировку из равнодушия и полной отрешенности.
