оставлял его одного.
Из своих вечерних бесед с Байклином, Гвилламоном и Ратаганом Ривен понял, что назревают какие-то немаловажные политические события. Перед баронами Раларта, присягавшими на верность Варбутту, встали две неразрешимые проблемы. Во-первых, гибель урожая грозила их владениям если не катастрофой, то повальными бедствиями, а во-вторых, их весьма беспокоил тот факт, что люди из их поместий толпами снимались с насиженных мест и бежали, ища убежища в Рориме под защитой стен и воинов города. Понятно, они не имели возможности обеспечить своим людям такую защиту, которую мог предложить им Варбутт, а поскольку на каждого из баронов — а они прежде всего блюли, само собой разумеется, свой интерес, — приходились считанные единицы верных вассалов, бароны эти взирали на отряды народного ополчения, проходящие воинскую подготовку под сенью Рорима, не без боязни и обоснованных опасений.
— Эти болваны уверены, что мы пытаемся воспользоваться подходящей возможностью отобрать у них власть и сосредоточить ее здесь, в Рориме. Они вообще не способны понять, что наши действия направлены только на общее благо. И что польза от этого будет всему Долу, — сказал как-то Байклин в один сумрачный вечер, по возвращении из дальнего дозора, во время которого он посетил резиденции пяти наиболее влиятельных из баронов Раларта.
Ратаган от души рассмеялся; неизменный кувшин с пивом так и подплясывал на колене его здоровой ноги.
— Но признайся, ведь это действительно замечательная возможность раз и навсегда пообломать некоторых из вассалов Варбутта, причиняющих наибольшее беспокойство.
Байклин невольно улыбнулся.
— Придется мне все же воспротивиться искушению. Насколько я понимаю, очень скоро они захотят встретиться с Варбуттом, дабы заставить его решить кое-какие вопросы в свою пользу. Наше народное ополчение, хоть оно и в зародыше, кажется, так их перепугало, что у них мозги свернулись.
Рыжий гигант снова расхохотался.
— Если б они только разок поглядели на эту привыкшую к плугу корявую деревенщину, которую пытаются сделать воинами Друим со товарищи, они бы увидели, что бояться тут нечего.
— Но они же вероломны и трусливы, — хмуро вставил Гвилламон, и его голубые глаза сверкнули. — Наверняка они сильного Рорима боятся даже больше, чем диких тварей с гор.
— А ты преврати их всех в жаб, Гвилламон. Тогда они успокоятся.
Все рассмеялись; юмор Ратагана был и вправду неиссякаем.
Плечо у Ривена все еще ныло, да и сломанные ребра то и дело затрудняли дыхание, но он уже поправлялся и с нетерпением ждал того дня, когда можно будет снова подставить ветру лицо, пусть даже его и не выпустят дальше крепостного вала. Он хотел полной грудью вдыхать напоенный запахами гор и трав чистый, прохладных воздух Дола, свежесть которого ощущалась и в комнате, когда ветер дул в его сторону. Больше Ривену уже не казалось странным, что он дышит воздухом мира, который, по всем естественным законам, просто не может существовать. Сейчас он был рад и тому, что вообще может дышать. А о другой — иррациональной, мистической — стороне всего этого он предпочитал пока не задумываться.
— Всех подстрекает Маско. Вот кто истинный смутьян, — продолжал Байклин. — Он, по-существу, неплохой человек, но подозрителен и упрям, как козел. Засел на своем утесе в Рингилле, ни с кем не хочет-считаться, и вот втемяшилось ему в голову, что мы посягаем на драгоценные его права. И пока он так думает и говорит, вокруг него будут собираться бароны — точно курицы: они все жмутся к петуху, когда на курятник падет тень ястреба. Если б этот Рингилл не был так чертовски хорошо укреплен и расположен в таком труднодоступном месте, я бы давно уже выгнал его с тех высот.
— Неужели? — приподняв бровь, спросил Гвилламон.
— Ну… я бы, конечно, обратился к тебе за помощью, — поправился Байклин, усмехнувшись.
— А почему этот Рингилл настолько грозен? — спросил Ривен. Название было ему знакомо, но в книгах его оно упоминалось лишь вскользь. В памяти Ривена оно вызывало образ мрачной отвесной скалы, увенчанной замком и стенами из камня.
— Рингилл — самый дальний к северу феод Раларта, — принялся объяснять Байклин. — Он граничит с Роримом Гаррафада, владениями Брагада, вот почему место для крепости подбирали с особою тщательностью, дабы она была настоящей твердыней. Северный наш сосед никогда не питал к нам особой симпатии. Рингилл — самый бедный из феодов, но зато, по традиции, и самый независимый.
— И, как оказалось, даже слишком независимый, — вставил Ратаган.
— У каждого из баронов Дола есть свое небольшое «карманное» войско, — продолжал Байклин, — может быть, с дюжину человек, не больше, и подготовка у них даже близко не сравнится с выучкой наших стражей. Но в Рингилле всегда было больше солдат, частью из-за его стратегически важного расположения…
— А частью потому, что бароны Рингилла всегда страдали неумеренным самомнением, — закончил за него Ратаган и осушил свой кувшин.
Гвилламон улыбнулся.
— Ты — воин, Ратаган, и рассуждаешь как воин, а, по мне, совсем неплохо, что такой человек, как Маско, управляет Рингиллом. Если случится самое худшее, по крайней мере, он обладает талантом воителя и достаточной доблестью, чтобы защищать крепость свою до конца. И уверенность в этом стоит того, чтобы простить ему некоторые замашки. — Тут он метнул пронзительный взгляд в сторону Байклина. — Наследник Варбутта, казалось бы, должен думать не только о сиюминутном.
Байклин сердито мотнул головой.
— Все это высокая политика, а мне нужны конкретные действия.
— Скоро ты их получишь в избытке, — пообещал Гвилламон. — Со дня на день здесь будут бароны, дабы выразить нам свое крайнее недовольство. Не сомневаюсь, что Варбутт отправит на переговоры тебя, чтобы ты принял их вместо него.
— Как всегда, — не без горечи подтвердил Байклин.
Гвилламон никак не среагировал на его тон.
— А еще есть кое-какие проблемы со взморьем к северу от Рингилла, — добавил он.
— Брагад?
— Он самый. Мертах, обследуя тамошние холмы, дважды наткнулся на его отряды… по двадцать воинов в каждом, и только двое из них были стражами.
— То есть, Брагад собирает войско, — уточнил Байклин.
Гвилламон угрюмо кивнул.
— Будет нелишне напомнить об этом Маско, когда он станет выражать недовольство нашим ополчением.
— Ничего нету лучше угрозы извне, чтобы пресечь все раздоры внутри, — с удовлетворением отметил Ратаган.
— У Брагада есть дар убеждения, он хорошо говорит, а феоды не прочь использовать ситуацию, чтобы укрепить свои позиции. Если он сюда явится с призывом к объединению Роримов, то вполне может так получиться, что наши внутренние раздоры только усугубятся, — нахмурился Байклин.
— Нельзя допустить смуты, — покачал головою Гвилламон. Но взгляд его глаз был спокоен.
А еще через три дня Ривен в первый раз встал с постели. Мадра с Айсой поддерживали его, а Ратаган сидел рядом и давал полезные советы.
— Обними-ка его за талию, Мадра, — говорил он, ухмыляясь в бороду. — Он тебя не укусит. А ты, Майкл Ривен, не стесняйся — обопрись на нее. Она — крепкая, сильная девушка, и от веса твоего хилого тела у нее не подогнутся колени.
На Ривена нахлынули воспоминания о Бичфилде. Длинные коридоры и ходовая рама, замечание Дуди насчет того, что Рим строился не в один день. Похоже, жизнь его вертится в заколдованном круге ранений и исцелений. Он все задавался вопросом, почему лицо Мадры ему знакомо. Ведь она — не его персонаж, ее не было в его книгах.
Ему на плечи набросили теплый плед и, поддерживая с двух сторон, подвели к распахнутому окну. Он стоял и смотрел на зеленую с золотом долину, на серебряную ленту реки, на стада коров и овец, медленно движущиеся по лугам, на черепичные и жестяные крыши домов вдалеке со струйками дыма, идущими из труб, на длинную внешнюю стену Рорима с двумя башенками у южных ворот, что выделялись темным силуэтом на фоне рыжеватой зелени долины. В воздухе смешались запахи луговых трав, дегтя и конского навоза. Ритмичный звон кузнечного молота только подчеркивал тишину, — чистый, как звон церковного колокола, созывающего прихожан к молитве.
Ривен глотал свежий воздух, будто целебное вино. Ощущение было такое, что один глоток этого воздуха, подобно живой воде, может срастить его переломанные кости и поднять с одра. Мадра и Айса молча стояли по бокам, поддерживая его. Ривен давно уже понял, что ни Мадра, ни Айса не любили пустой болтовни, тогда как для Ратагана разговор был игрой и своего рода искусством, — столь же необходимый для его жизни, как хлеб и пиво.
— Да все-в порядке, — сказал, наконец, Ривен. — Стоять я могу и без посторонней помощи.
— Они тут же убрали руки. Ривен слегка пошатнулся, и тут же услышал шарканье тяжелых ног у себя за спиной. Это к нему подошел Ратаган. Гигант все еще заметно хромал, но передвигался на удивление быстро.
— Я тут подумал, надо бы подобрать тебе одеяние, приличествующее твоему положению в местном обществе, — заметил он. — Раз уж бароны Раларта собираются здесь, словно пчелы у наперстянки, то тебе тоже не худо бы поучаствовать.
— Я позабочусь об этом, — вставила Мадра. — У Байклина с милордом почти что один размер.
Ривен поймал насмешливый взгляд Ратагана. Милорд?
— Слава твоя опережает тебя, сэр Рыцарь. — В глазах рыжебородого зажглись искорки смеха. Но Ривен только поморщился. Вот уже чего ему никак не нужно, так это громкого титула, которым его наградили Ратаган и вся компания. Ибо титул обязывает, а ведь даже надежды нет никакой, что он сумеет стать достойным такого звания.
В дверь постучали, и Айса немедленно отозвался. Ривен сел на краю кровати, в комнату вошел Мертах, Флейта с Барабаном — за ним по пятам. Оба волка тут же принялись обнюхивать ладони Мадры, и она улыбнулась им своей скупой улыбкой, приподняв темные брови.
Изменяющий Облик был в темной бурке, глаза его сверкали, грудь вздымалась, — он только что соскочил с коня.
— Приветствую вас, израненные воители, — сказал он, увернувшись от взмаха ратаганова костыля.
— Какие новости? — спросил гигант.
— Даже не знаю, что и сказать, — Мертах поднял руки вверх. — Приезжают поодиночке бароны со свитами, слуги их подъедают скудные кольбановы запасы; поступили сведения о возможном прибытии посольства от Брагада, ходят слухи о большой битве на севере, в которой участвовал сын Магейри.
Лицо Ратагана посуровело.
