не уговаривайте дорогой Радж. Десять монет за обоих. И то я переплачиваю.
Правый попугай почесал клювом под крылом. Левый фыркнул и переступил с одной когтистой лапы на другую.
– Уж не хотите ли вы сказать, премногоуважаемый Эгиби, что я на старости лет решил пустить ослу под хвост мою репутацию и стану предлагать покупателям бракованный товар! Они молоды, полны сил и проживут еще сто лет! И даже больше. Девяносто монет за птиц, которые будут радовать своей безудержной болтовней и веселым пением еще и детей ваших правнуков. И будут, заметьте, год от года только дорожать. Это же не просто птицы. Это еще и вложение капитала.
Купец затряс руками так, что широкие рукава раздулись подобно крыльям, а кокетливый фиолетовый парик едва не свалился с его головы. Разодетый в яркие одежды он сам чем–то походил на невероятных размеров попугая.
– Я вчера проезжал мимо порта. Там как раз разгружали несколько кораблей из Индии. И птицы в клетках были не меньше этих, – возразил Эгиби. – Двадцать золотых за обоих. Это, конечно, грабеж, но ради уважения к нашему многолетнему знакомству и отдавая дань вашей безупречной репутации...
– И как их везли? Как везли, я спрашиваю, тех раскормленных фазанов, что вы видели в порту? – купец воздел руки к небу и стал похож на симурга, высиживающего яйцо[21] , – я расскажу вам как! В трюме, полном нечистот, вместе с вульгарными матросами. К концу путешествия эти птицы уже умеют ругаться на всех языках вселенной. И вы согласны оскорблять свой слух их грязной бранью? Тогда идите прямо сейчас и поселите к себе в дом десяток другой этих просоленных морскими брызгами мужланов. Этих же небесных деток всего лишь пару месяцев как выловили! И всю дорогу содержали отдельной, роскошной, замечу, каюте. Соседней с моей, между прочим! Я сам их потчевал свежайшими фруктами и ароматнейшими орехами, а ухаживал за ними немой слуга. Восемьдесят монет. И это мое последнее слово.
Правый попугай закачал головой взад–вперед, а левый со всем размаху ударил клювом по закрепленному между прутьями куску мела, так, что от него в разные стороны полетели белые крошки.
– Вот этот какой–то агрессивный слишком, – с крайним сомнением в голосе произнес Эгиби, – а другой, он не припадочный часом? Не хватало мне еще попугая–эпилептика. Глянь ка, как он башкой–то машет. Тридцать монет за обоих и то, только из сострадания к больным животным.
– О милейший и милосерднейший житель жестокого Вавилона, – вскричал торговец так, что вздрогнули прогуливавшиеся по лужайке павлины, – один из них самец. Ему положено иногда проявлять враждебность. Но не к хозяину, который его будет кормить, замечу я. Не к хозяину. А вторая – это самочка. Она танцует. Смотрите, как чарующе прелестно. И за эту чудную пару, которая, кстати, наверняка, еще не раз принесет потомство, я прошу всего лишь какие–то жалкие семьдесят монет.
Правый попугай захлопал крыльями, так что со дна клетки во все стороны полетела шелуха. А левый перевернулся вверх ногами и закачался как на качелях.
– Да будут ли они вообще говорить? – пожал плечами банкир. – Вдруг они немы, как и твой слуга? Куда я тогда дену этих двух воробьев–переростков? Согласен на сорок монет. И то, только из сострадания к их врожденному дефекту.
– Дражайший мой Офир, поверьте опыту потомственного птицелова. Достаточно лишь одного научить произносить какое–либо слово, как второй тут же его подхватит. На обучение этих двух сказочных существ, выпорхнувших словно из райского сада, вообще не нужно тратить усилий. Не говоря уже о том, что стоят птицы не больше шестидесяти монет.
Правый попугай начал карабкаться вверх, цепляясь клювом за прутья. Левый вновь принял вертикальное положение и громко затараторил:
«Монет, монет, монет!»
Эгиби невольно закашлял, а Радж торжествующе захлопал в ладоши.
– Ну не прелесть, а? – почти фальцетом закричал он. – Какие одаренные создания! А еще, уверяю вас, птицы этой породы легко обучаются произносить слова и целые фразы на разных языках. Мое сердце разрывается при одной только мысли, что придется расстаться с ними. И остается только надеяться, что пятьдесят золотых как–то скрасят муки расставания…
– Договорились, – давясь, прохрипел покрасневший банкир, – пятьдесят за двух пернатых–полиглотов вместе с
