— Ручей совсем рядом, — буркнул Вирне, потянувшись за рюкзаком.
— Спасибо за одежду, — я благодарно кивнула, протягивая ему куртку с рубашкой. — Надеюсь, вы не замерзли ночью.
— Замерзнешь тут, когда девица прижимается, — хмыкнул мужчина.
И свел на нет все мои попытки завести человеческий разговор. И как у него это получалось?!
Я хорошо освежилась. Ручей и вправду был недалеко, в каких-то десяти шагах, скрытый за большим камнем. Пока Вирне разводил костер и что-то там делал, я даже успела искупаться и, прочесав немного спутанные волосы, почувствовала себя намного лучше. Странно, но я давно так хорошо не спала. И так много. Обычно засыпала под утро, редко когда мне выпадало больше шести часов сна. А тут такой подарок. И мужчина уже не казался таким грубым и отвратительным, и впереди маячила перспектива возвращения домой, да еще и Арлангору гадость сделали… В общем, вернулась к спасителю я в хорошем расположении духа.
— Что так долго? — недовольно пробурчал он.
— А вам-то какое дело? — я пожала плечами. — Вы все равно без меня завтракаете.
Он действительно уже давно ел мясо, приготовленное на костре.
— Садись, ешь, — он кивнул на тушку кролика, подогревающуюся над тлеющими угольками.
— Нет, спасибо, — как можно вежливее ответила я. — Я не ем мясо.
— Овощей для тебя у меня нет, — буркнул Вирне. — Как и хлеба.
— Не нужно. По дороге я что-нибудь найду, я умею. А хлеб, к слову, я тоже не ем.
Он несколько секунд внимательно меня рассматривал, а потом продолжил есть, пожав плечами.
Мясо я перестала есть лет в пять, когда папа взял меня с собой на охоту. Мама была против, но тот ее, как обычно, не послушал. Они не планировали никого убивать в моем присутствии, но один из отцовских учеников, едва завидев маленького зайца, выстрелил, не задумываясь. От папы нагоняй, конечно, получил, но тем все и ограничилось. Меня успокоили и повезли в замок. Дети быстро забывают плохое, забыла и я. И только когда за ужином меня привели к столу, я начала орать и реветь. На одном из блюд красовалась тушка кролика. С тех пор мясо в меня впихнуть не могли, уж сколько ни бились. Тот год вообще паршивый выдался, тогда же я перестала есть хлеб и все остальное.
Вирне ел молча и быстро, зачем-то периодически отрезая от ножки небольшие кусочки и складывая их на походную тарелку. Если быть совсем честной, я старалась на него не смотреть: от запаха съестного кружилась голова. Оставалось лишь надеяться, что по пути мне попадутся ягоды или съедобные грибы. Бабушка с дедушкой учили меня тому, что можно найти в лесу.
Наблюдая за какими-то бабочками, я краем глаза уловила движение в свою сторону и обернулась. Вирне быстро шел ко мне.
— Что-то слу…
Он сел сзади, обхватив мои бедра ногами, а одной рукой зажал мне ладони.
— Слушай, дурная девка, — почти прорычал мужчина, — я не собираюсь терпеть твои капризы, ясно?! И не хочу, чтобы ты вдруг сдохла до того, как я сдам тебя матери. Поэтому ты будешь есть. Есть то, что дам тебе я.
От шока, испуга и возмущения одновременно я замерла, как котенок в руках хозяина, который вот-вот утопит непрошенное потомство.
Он сунул мне под нос ладонь, на которой лежал кусочек мяса…
— Не буду я есть! — ко мне вернулся голос. — Не смейте меня трогать!
— Будешь, — спокойно произнес мужчина. — Все равно заставлю. Условие — привести тебя живой, а не здоровой. Будет надо силой кормить, силой накормлю.
— Вы не посмеете!
Он как-то странно хмыкнул.
— Ешь! — я вздрогнула от явной угрозы, слышавшейся в голосе.
К горлу подступил комок и я, как всегда не вовремя, заплакала. От безысходности, от неожиданной грубости, от страха, от обиды. От того, что его ладони, еще недавно растирающие мои ноги, могли так грубо прикасаться,
