– За мной!
До баррикады, где суетились защитники, оставалась сотня шагов. Стрельба не спешила возобновиться. «Хоть в этом повезло, – думал Шевалье, ведя отряд. – Доберемся живыми. Может, дотянем до ночи, до спасительной темноты, когда кошки серы, а убийцы слепы...» Вернулись спокойствие и уверенность. От пули ушли; рядом – свои...
Сглазил!
Тишина лопнула – не от выстрела, от барабана. Били впереди, в конце улицы. Там нет своих, там – враг.
– Тра-та-та-та!
Звук за время боев стал привычным – наслушались до звона в ушах. Легкие палочки врезаются в туго натянутую кожу. Атака! Все по уставу. Сначала – барабаны, затем – шаг марширующих рот, и наконец – команда «Пли!»...
Улица дрогнула – от булыжника до красной черепицы крыш. Жалуясь, зазвенели лопнувшие стекла, дождем опали на мостовую. Белый дым взметнулся к облакам, повис клубящейся тучей. Штурм начался. Ядра врезались в баррикаду, дрогнуло и упало знамя. Убитые без стона легли на землю.
Уцелевшие бросились на врага.
Мокрыми от пота руками Шевалье перехватил мушкет. Оглоблю бы! – все толку больше... Нет времени! Неприятель на баррикаде; меж серых блуз – синие пятна гвардейских мундиров. Именно такую форму надел Эварист Галуа, желая поддержать арестованных друзей. За чужой мундир и посадили – солидарность стоит дорого.
Сегодня гвардейцы возвращали долг – сторицей.
– Коли «синяков», парни!
Анри де Сен-Симон предлагал строить вместо храмов святилища Ньютона, коему сам Господь вручил руководство Светом и управление жителями всех планет. Кровавая эпоха революций позади. Наступил век Науки. Ей предстоит создать Новое Небо и Новую Землю. Лучшие – ученые, изобретатели, инженеры – возьмут на себя бремя власти. Не нужно насилия, обмана, интриг. Достаточно объединиться, двинуть вперед прогресс, и Знание само приведет к счастью...
Вступая в Общество Друзей Народа, Огюст Шевалье надеялся никогда не брать в руки оружия. Разве что в крайнем случае. В самом крайнем... Первого человека он убил вчера. Просто и быстро: увидел, прицелился, выстрелил.
Попал.
Порох и свинец еще были в наличии. Атаки следовали одна за другой. Огюст довел счет до пяти, делая зарубки на прикладе. Когда началась рукопашная, о математике пришлось забыть. Багинетом, как выяснилось, убивать не слишком сложно. Коли да выдергивай.
В кратких паузах между схватками он с тайным страхом ждал: вот-вот начнет мучить совесть. Или хотя бы голос подаст. О таком писали в книгах: убийство не проходит даром, оно противоестественно, душа и сердце протестуют...
Совесть молчала. Если и пыталась говорить – шепотом. Не услышишь. Сердце же заболело лишь тогда, когда на баррикаде кончился порох.
2
– Бей!
Чертова дюжина опоздала. Гвардейцы уже теснили «блузников» к ближайшей стене. Ружья молчали – у восставших кончились заряды, да и «синяки» предпочитали орудовать штыками. В первые часы восстания с пленниками еще пытались разбираться. К вечеру начались расстрелы; сегодня тех, кто сдавался, без лишних церемоний закалывали на месте.
Офицер наступил на упавшее знамя, взмахнул саблей:
– Сопротивление бесполезно!
– Вперед! – ответил на бегу Огюст Шевалье.
Все оказалось проще, чем думалось. Даже когда довелось всадить багинет в спину, обтянутую мундиром, почерневшим от пота. Лезвие скользнуло по ребрам. Огюст поморщился – и ударил вновь, наверняка. Добивать не пришлось. Еще один сам наскочил на клинок – оступился на краю перевернутого экипажа, качнулся, упал...
В лицо плеснуло кровью. Шевалье прикинул, осталась ли вода во фляге, оттолкнул ногой бьющееся, вопящее тело, забрался повыше – и с изумлением понял, что бой кончился. Уцелевшие гвардейцы драпали во все лопатки. На мостовой сиротливо распласталось знамя – черное?! – нет, трехцветное, с золотым шитьем.
Радость сгинула, едва родившись. Национальная гвардия – не линейные полки. Невелика честь – распугать пригородных лавочников. Большинство «синих» дралось впервые. Будь на баррикаде порох, защитники управились бы без всякой
