идёт, считай под боком, и материал по реке как раз до порогов ловко подвезти. Большой разумник твой Василий Петрович — всё обмозговал в лучшем виде.
И Паша мой доволен, всегда, говорит, мечтал на природе жить. А какой вид из окон открывается, ты подойди, глянь.
— Настасья! — Маруся прервала бурный монолог хозяйки, заметив как та поморщилась. — А ну говори честно, когда схватки начались!
Женщина потупилась, потом подняла на гостью виноватые глаза:
— Дак всю ночь. — И добавила торопливо: — Но срок-то через две недели только, так врач сказал. Да и коротенькие совсем они — схватит и отпустит.
— Как часто?
— А уже и не знаю, зачастили. То пять минут пройдет, а то и полчаса ничего нет.
Маруся быстро доела борщ и поднялась.
— Пойдем-ка, покажешь, где тут в случае чего можно рожать.
Глаза Настасьи стали совсем испуганными, но женщина быстро взяла себя в руки.
— Думаю, при баньке в самый раз будет, — сказала она дрогнувшим голосом, — там у меня чистота, что в твоей операционной. К дому пристроена, позади. Затопила её с утра, так что, ежели желаешь с дороги…
— Это хорошо, кивнула Маруся, следуя за хозяйкой.
Та по дороге показала ей детскую, пристроенную к спальне. Марусе очень понравились две двойные колыбели, подвешенные к потолку, широкий пеленальный столик, белый шкаф, разукрашенный, как и стены комнаты, разными забавными рисунками.
— Это я сама разрисовала, — сказала Настя, — чтобы не скучать, пока Паша в разъездах, навожу тут уют, как мне охота.
— Красиво, — кивнула Маруся.
Предбанник ей тоже понравился. Была тут и скамья подходящая, да с такими толстыми столбиками, что как раз в них ногами роженица и упрется, в случае родов. И вода рядом — горячая и холодная. И чистота такая, что заходить боязно.
— Я сейчас вот что, — решила она, — обегу вокруг, зайду со двора, в баньке попарюсь и сюда выйду. Отцу-то когда сообщила, что схватки начались?
— Думаешь, пора? — смутилась Настя.
Оставалось тяжело вздохнуть и попросить чистое платье или халатик. А потом вдруг дошло, что Паша и Грачев, возможно, одно лицо. Имена у них, во всяком случае, совпадают.
И когда Настя подтвердила догадку, едва не сорвалась — ведь мог же он на том самом коптере Настасью в больницу отвезти. Но сдержалась, незачем её волновать, да и отца тоже, а народ местный крепкий, авось все будет хорошо. И в чистом поле бабки рожали.
Подбадривая себя такими мыслями, Маруся готовилась к приёму родов. Внутри противно подрагивало, четверня всё же, как они пойдут? Но виду показывать, что волнуется, нельзя.
— Позвонить ему можешь? Есть здесь связь? Что такое?
Настасья вдруг вся согнулась и часто задышала, хватаясь за стену. А следом раздался характерный звук — и, опустив глаза, Маруся со вздохом наблюдала за всё растущей прозрачной лужей.
— Воды отошли? — хрипло спросила Настя, тяжело дыша, как после бега.
— Ага, они самые. Хорошо, что светлые! Так есть связь?
— Есть. Там, на втором этаже, в спальне.
Метнулась на второй этаж, нашла небрежно брошенные на стол визоры, и, активировав их, задумалась. Кому звонить? Капитану — так его контакта у неё нет… есть, визоры-то Грачева. Только зачем его тревожить? И Грачева встряхивать незачем, только суета от этих мужиков, а помощи в таком деле — никакой. Пусть лучше, чем заняты, тем и занимаются. Рустамке? Та кого хошь найдет, да только и растрезвонит всем… Оставалось одно — Ольге Петровне.
Та откликнулась сразу.
— Это Маруся, теть Оль! У меня тут роды, четверня, банька что надо. В доме есть всё необходимое.
